Платит последний - Ольга Некрасова

— Извините, Лида, — и уставился гипнотизирующим взглядом.

Лидию бросило в жар. Похоже, опасные приключения не кончились.

— Вы ошиблись.

— Ну как же, вы Лида, милиционерша…

— Я Нина, буфетчица. В санаторном спецбуфете работаем, — сказала Лидия, чтобы объяснить, почему на ней дорогая шуба, и демонстративно поправила лифчик. — Только нам знакомиться в электричках нельзя, особисты застаскают…

— Ну тогда тем более извините. Редкое сходство: посмотрите сами.

И сосед протянул ей сложенную газету.

На целую полосу красовался коллаж: к статуе Венеры Милосской была приделана Лидина голова. А ниже — фотография, с которой эту голову взяли: она в окружении японцев. Вот это привет от господина Станюковича!

Огромными буквами полоса кричала:

НОВЫЕ ПОХОЖДЕНИЯ КОРОБЕЙНИКА

МЕНТОВСКАЯ ВЕНЕРА НАНИМАЕТ КИЛЛЕРОВ

— Действительно, редкое сходство, — сказала Лидия. — Продайте мне эту газету, а? Я девочкам на работе покажу.

Сосед великодушно подарил ей газету, пытался еще болтать, но Лидия сказала, что уже подъезжает, и вышла в тамбур.

Статья, подписанная «П. Натальин», занимала целый газетный разворот. Анидаг отрабатывала свои обеды в аргентинском ресторане Станюковича. Надо полагать, Борис Ефимович и дал для этого произведения известные ему факты, а яда женщина-змея добавила своего. Получилось увлекательно, лживо и непристойно. Якобы Ивашников, уже знакомый читателям «Г.Э.» по предыдущей статье отважного борца с коррупцией П. Натальина, получив контракт на три миллиона, загулял на радостях с девками. Боясь гнева любовницы, Лидки-милиционерши, он представил дело так, будто бы его похитили. Лидка, заподозрив в похищении ни в чем не повинного бизнесмена, бросилась нанимать киллеров, причем расплачивалась с убивцами натурой. Когда же обман Ивашникова раскрылся, она утешилась в объятиях стокилограммовой милицейской майорши. О роли в этой истории японцев, изображенных с Лидкой на снимке, П. Натальин умолчал «во избежание международного скандала», однако намекнул, что и с гражданами Страны восходящего солнца нимфоманка Лидка «действовала в своей обычной манере».

Выйдя на своей платформе, Лидия тут же наткнулась на газетную палатку: «Ментовской Венерой» торговали и здесь. Оказалось, что на первую полосу вынесена «кричалка» с таким же коллажом. На глазах у нее газету купил гнуснейшего вида старикан с каплей из носа. Принесет домой и будет онанировать, если еще может…

Лидия натянула поглубже шапку и низко наклонила голову. Казалось, что каждый встречный узнает ее и хихикает за спиной. Господи, какой будет ужас, если это прочтет отец! А Колька? Колька почти здоров, газеты со скуки глотает пачками. Что скажет Колька?! Она всерьез стала подсчитывать, во что обойдется скупить весь тираж, но поняла, что это и нереально, и, главное, хваткие ребята из «Голубого экспресса» напечатают дополнительный тираж, только и всего.

Повесив голову, Лидия брела в санаторий к Ивашникову. За городом уже лежал снег, настоящий, чистый, снег надолго, снег до весны.

Колька сидел в шезлонге на открытой веранде, укутанный в пуховый спальник, и смотрел на заснеженный лес. Щеки у него были розовые, и грудь под распахнутой от жары спортивной курткой была розовая, здоровая. Лидия кинулась на эту надежную грудь, вдохнула родной Колькин запах и полезла головой дальше, добираясь до соска.

— Лид, Лид, щекотно! — смеялся Колька и, как он думал, незаметно целовал ее волосы.

У нее кружилась голова. Это было как первый глоток воды в жаркий день — припасть друг к другу, замереть, впитать, а потом уже можно пить досыта.

— Лид, а что я тебе покажу, — сказал Колька, когда они наобнимались. И достал из-под спальника тот самый номер «Голубого экспресса».

Лидия обмерла. Господи, забери эту минуту и все минуты, часы и дни, когда Колька будет вспоминать… Господи, забери их — я не хочу их жить!

— Ты что, Лид? — Колькино сияющее лицо скуксилось. — А я хотел тебя повеселить. Ты всерьез это приняла, расстроилась?

Лидия смотрела в его ясные глаза, голубые, как снег в лесной тени, и понимала, что ему в голову не пришло и не придет поверить ни в какую клевету на Лиду Рождественскую.

— Она просто… — И Колька охарактеризовал Анидаг ужасно смешно и абсолютно неприлично. Он не позволял себе ругаться при ней, и сейчас это прозвучало как научное определение женщины-змеи. — Выкинь ее из головы.

И Лидия выкинула.

Охранник в строгой синей форме с гербом школы как-то слишком долго изучал их документы: взгляд на паспорта, взгляд на экран компьютера, в раздел Parents. Ну да, черт нерусский, Ivashnikov N.I. у тебя в компьютере есть, а Ивашниковой L.V. нет. И что теперь ты будешь делать — не пустишь?

Наконец он посветлел лицом — выход найден! — и связался с дирекцией. Директор на всех языках «директор», это Лидия поняла. И «уэлком» охранника поняла — смотри-ка, вместе с «хау мач?», выкопанном из памяти для лондонских магазинов, у нее уже солидный словарный запас!

Лидия начала нервничать задолго до этой поездки, а сегодня места себе не находила, и это выливалось то в слезы, которые она старалась скрыть от Кольки, то в истерический смех, который не удавалось скрыть.

— Ты что, Лид? Волнуешься? — как всегда, угадал ее настроение Ивашников. Хотя сейчас это было нетрудно.

— Почти нет, — соврала Лидия. — Просто пытаюсь вспомнить институтский английский, и ни бум-бум. Хотя химические тексты понимаю свободно.

По Колькиному лицу пробежала тень, и Лидия себя обругала: дура бестактная, Марьсергевна же была «англичанкой»!

Их наемную машину не пропустили за ворота, и они пошли пешком по усыпанной терракотовым гравием извилистой дорожке. Густые, в человеческий рост, кусты по обочинам были подстрижены идеально ровно. Два поворота — и Лидия поняла, что дорожка виляла специально, чтобы скрыть от любопытных взглядов территорию школы. Впрочем, к открывшемуся перед нею виду больше подошли бы слова «ландшафт замка». Живая изгородь сменилась древними дубами. Ставшая ровной, как стрела, дорожка поднималась на холм и далеко наверху обхватывала с двух сторон фонтан с какими-то блестевшими на солнце позолоченными фигурами. На вершине холма царил мрачноватый замок с черепичной крышей, утыканной множеством труб. Лидия видела его издалека, когда их машина подъезжала к холму, но не подумала, что это школа.

— А по ту сторону корты, спортивный городок, парк — сама увидишь, — сказал Ивашников и печально добавил: — Я надеюсь, ей здесь было хорошо.

С холма по газону спускался к ним крошечный автомобильчик — тележка для гольфа. Сидевшая за рулем дама была похожа на королеву в молодости, какой ее изображают на почтовых марках, и всячески подчеркивала это сходство. Прическа у нее была, как у королевы — волосы наверх, уши открыты, — и жемчужная шапочка-сетка в волосах, как корона.