Платит последний - Ольга Некрасова

Взвыли моторы, и медик вместо прощания выставил на стол детскую бутылочку с делениями.

— Валерьянка — на всякий случай… — Он выразительно посмотрел на Лидию. Похоже, красинский офицер рассказал о ее истерике.

Любопытный Валерка пошел в кабину к экипажу, Лешка прилег на диван и закрыл глаза — старался не мешать. Держа отца за руку, Лидия села на пол рядом с его диваном. Момент взлета она пропустила — моторы ревели все так же, не громче и не тише, и вдруг внутри оборвалось, заломило в ушах — летим. Лоб у отца покрылся испариной.

— Ты как, пап? — Лидия обтерла ему лицо мокрой салфеткой. Дышал отец плохо, прерывисто. — Астмопентом попшикать?

Он молча мотнул головой.

— Тебе больно, папа?

— Хотелось бы, чтобы было больно. Страшно, дочка! Ног совсем не чувствую.

— Дай ущипну. — Лидия запустила руку под одеяло. Промороженные носилки отпотели и стали влажными. Она ущипнула неживую ногу отца под штаниной. — Чувствуешь?

— Нет. Куда я теперь гожусь — инвалид, старик, тебе обуза!

— Молчи. Ты мне нужен.

— Ну да, утки подкладывать, катетеры вставлять… Лида, знаешь, что я думаю? Наверное, я был не прав насчет Доцента. Тебе интересней с ровесниками, я же вижу. Надо было тебе за ровесника выходить.

Вот это пенки-сливки! Ведь только позавчера говорил совсем другое! Ну, сейчас не до споров, отца надо пожалеть:

— И ничего не надо было! Вышла бы за ровесника в девятнадцать и нянчилась бы с ним. Вон они, как дети. — Лидия мотнула головой на дверь пилотской кабины, куда ушел Валерка. — Может, давно бы уже развелись!

— Этот, возможно, и дитя, так они все жертвы перестройки, интеллигенция. Сейчас другие хозяева.

— Вон твои хозяева — со взрывчаткой и автоматами!

— Да брось! Это так, подонки, теневики. Есть же нормальные бизнесмены, белые воротнички.

Лида начала понимать, что отец таким образом извиняется и хочет перевести разговор на тему, которая сейчас для дочери самая главная. Но все ходит около, никак не решит, через какую лазейку дочке в душу пролезть.

— Ты бы поспал, папа! — У нее не было сил для этого разговора.

— Нет, спать боюсь, поговори со мной, — произнес отец так жалобно, что у Лидии сердце перевернулось. — Вот что твой отец удумал, хрен моржовый: в мафиозных разборках участвовать! Да еще и тебя втянул.

— И ничего не втянул, так получилось. И все знают, что ты молодец! Красинский офицер с нами ехал, говорит: «Василий Лукич — гений!»… А что с Красиным? — спохватилась Лидия.

— Все в порядке с Красиным. Три километра меня тащил: боялся, что замерзну, машины там редко ходят. А водителя ранили, сержантика милицейского… Лида, что же ты не сказала мне, что Коля исчез?

Вот уже не «твой Ивашников», а «Коля», как четырнадцать лет назад. Лидия не стала ничего объяснять.

— Красин же тебе сказал.

Отцовское лицо с запавшими скорбными глазами растянулось в улыбке.

— Красин, дочуська, не только сказал. Красин его почти нашел!

И отец стал рассказывать, сияя, как мальчишка, которому удалось поучаствовать в настоящих взрослых приключениях.

В Москву отец с Красиным прилетели около четырех ночи, с аэродрома поехали домой и сели репетировать вопросы-ответы: отец за Караваева, Красин за себя. Съемки с Караваевым были назначены на двенадцать.

Часов около семи отец начал звонить Ивашникову, рассчитывая наверняка застать его дома. Ответили, однако, не по домашнему, а по мобильному телефону. Подошла женщина, отец спросил Николая Ильича, она спросила: «А вы какой номер набираете?» — и отец стал называть номер. Но тут Красин вырвал у него трубку и категорично заявил дамочке: «Я полковник милиции Красин. Сейчас вы ответите на мои вопросы и получите тысячу долларов. В противном случае вам придется выбросить ваш мобильник, потому что сотовая связь пеленгуется, и я вас найду и посажу за соучастие в тяжком преступлении». Дамочка отключилась.

Красин выждал пять минут, пока она не созреет, и перезвонил. Отцу он успел объяснить, что Ивашников исчез и при нем был мобильный телефон, который сейчас оказался у постороннего человека. Конечно, похитители не станут ходить с «паленым» мобильником. Его, скорее всего, выбросили, а кто-то подобрал. Но могли продать, подарить, проиграть в карты. Тогда это след.

Успевшая поразмыслить дамочка подтвердила красинскую догадку: телефон купила на радиорынке за полцены, потому что он с браком: по нему звонить можно, а на него — нельзя. Два дня телефон молчал и вдруг зазвонил. Естественно (дамочка начала возмущаться), она захотела узнать номер, и вдруг ее обвиняют в преступлении! «Продавца опознаете?» — спросил Красин. К изумлению сибирского мента, дамочка ответила, что на ворованный телефон ей выдали двухнедельную гарантию с номером палатки продавца.

О дальнейшем отец рассказывал с полным восторгом. У Красина оказалась с собой вся ментовская сбруя. Он попросил у какого-то своего знакомого черную «Волгу» с мигалками, надел камуфляж, обвешался наручниками, дубинкой, пистолетом, заехал в таком виде за шокированной дамочкой, которая тут же начала строить ему глазки, и в половине девятого они примчались на радиорынок. У дамочки было спрошено: «Этот?» — она кивнула, на продавце защелкнулись наручники.

Дамочку оставили на рынке дожидаться обещанной тысячи долларов. Ошарашенный продавец обрел дар речи, когда уже сидел, стиснутый на заднем сиденье между отцом и массивным Красиным, а «Волга» мчалась за город.

— Куда мы едем? — спросил он. — Там Митинское кладбище.

— Ну да, — подтвердил Красин, Москвы не знавший и впервые слышавший об этом кладбище. — Там за оградой хоронят неопознанных, — и представил отца: — Патологоанатом.

Продавец оказался тертый и не стал кричать «не имеете права!», а изъявил искреннее и страстное желание немедленно помочь следствию. Еще через час установили имя и адрес некоего Коржика, продавшего ему телефон.

Оказалось, что Коржик уже сидит, и это, как ни странно, замедлило взятые Красиным темпы: чтобы добиться встречи с Коржиком в следственном изоляторе, нужны были какие-то бумаги. Красин переговорил с капитаном Ореховым, который задержал Коржика за незаконное хранение оружия, и на этом время его истекло. Прямо в камуфляже, увешанный ментовскими цацками, Красин помчался на встречу с Караваевым. Отец считал, что интервью удалось еще и потому, что Красин, как хороший охотничий пес, был возбужден погоней.

— Так что, может быть, вернемся, а Коля дома, — закончил он с победной улыбкой. — И телефон Орехова я на всякий случай записал.

Лидия отошла к сумке достать носовой платок и выпустила копившиеся слезы. Колька, может быть, нашелся. Отец, может быть, потеряется навсегда… Дремавший на диване Лешка приоткрыл глаз и погрозил ей кулаком. Она промокнула слезы рукавом и вернулась к отцу. Только что смеявшийся, возбужденный, он слепо смотрел в потолок, и лицо у него опять было скорбное.