Иоанн III Великий. Ч.1 и Ч.2 - Людмила Ивановна Гордеева

— Ты мне скажи, матушка, а где теперь Феодосия, что с ней? Выздоровела она?

— Отказалась она в Москву ехать. Окрепла, теперь опять в монастырь собирается. Я отговаривала, мне с ней веселее, привыкла я к ней. Да понимаю, тут ей лучше не будет. Потому и согласилась, пусть поступает по своему разумению. А ты-то как, не рвёшься больше на две стороны? — пытливо посмотрела она на сына.

— Как сказать? Сам не знаю. Порой совсем забываю, порой тосковать начну да вину свою чувствую...

— Заживёт рана, что ж жалеть, коли так получилось. Надо смириться. А я второй день на Софью твою поглядываю. Расцвела она, похорошела, увереннее в себе стала. Настоящая государыня!

— Грех жаловаться, женой я доволен. Умна она, а умом своим не похваляется, не выставляет его где надо и не надо, как порой с бабами случается. Тебя прежде одну и знал такую, — сделал Иоанн комплимент матери. — Характер у неё сильный, сдержанный, в людях разбирается, — продолжал он нахваливать Софью. — Для семейной жизни это не главное, а для государыни — то, что надо. Я ей даже позволил самой гостей заморских принимать. Греки, итальянцы охотно ей кланяются. Вчера попросил разрешения встретиться с ней греческий купец из Кафы Хозя Кокос. Говорит, много о её семье слышал, её родных знал. Я позволил: ему — уважение, и ей — развлечение.

Заметив, что Мария Ярославна с сомнением покачала головой, Иоанн счёл уместным добавить:

— И ханы позволяют послам своим с жёнами беседовать, и европейские государи. Думаю, и для нас это не зазорно. Я даже на помощь Софьи рассчитываю. Этот купец, говорят, пользуется большим уважением у нынешнего крымского властителя Менгли-Гирея. Я сейчас пытаюсь этого хана к себе в союзники привлечь. Тот, по словам посла, согласен на союз со мной против его смертельного врага хана Большой Орды Ахмата. А я хочу, чтобы в договор был внесён и другой наш враг — Казимир Литовский, который ныне мне более Ахмата досаждает, треть русских земель под своей властью держит, народ православный притесняет. Ахмат же, слава Богу, после набега на Алексин совсем притих, так что мне с ним не резон обострять отношения.

— Тут тебе, сынок, видней, как поступить. Я в этом мало разбираюсь. — Она поднялась. — Пора мне, устала я сегодня. Когда думаешь собор назначать для выборов нового митрополита? — спросила она, уже стоя у двери.

— Медлить не стану. Думаю, сразу после Великого поста и соберёмся, чтобы решить вопрос. Письма готовим епархиальным владыкам, сегодня-завтра гонцы развезут их. Пока же думать будем о кандидате. И ты матушка не оставайся в стороне, поговори с людьми, с боярами, узнай, кто им по душе. Я, как прежде, на твою помощь рассчитываю...

Через несколько дней Иоанн обедал у своей супруги. Ему нравился тот маленький праздник, какой умела устроить Софья из обыкновенного обеда. Она приглашала к столу своих молодых боярынь, если не было поста, призывала музыкантов, которые увлечённо играли то на одних, то на других инструментах: гуслях, свирели, сопелке, сурне и дудке, при том танцевали и подпевали. Боярыни поначалу смущались, розовели от соседства за столом со строгим великим князем, чей холодный серо-голубой взгляд, порой слишком пристальный, проникающий, казалось, до самых тайных мыслей, приводил в трепет. Но постепенно они обвыклись, да и государыня не одёргивала никого, не делала замечаний, наоборот, приказывала быть любезными с мужем, создавать ему хорошее настроение, отвечать на вопросы, беседовать.

А Иоанну нравилось, как быстро освоила Софья русские обычаи и полюбила русскую музыку. Нравилось, что внесла что-то новое и живое в придворную жизнь. Ему было приятно находиться в обществе жены и её окружения — бояр и боярынь, и он охотно принимал участие в таких обедах.

На сей раз шёл пост, к тому же только что отметили девятину со дня смерти митрополита Филиппа, потому в комнате находился один гусляр, да и тот играл грустные мелодии, струны под его пальцами чистым и нежным звоном изливали свою печаль, но не вгоняли в тоску, а создавали лирическое, мечтательное настроение.

Гостей было немного, за столом сидели Софьины бояре: супруги Траханиоты Дмитрий Мануилович и Елена, Юрий Мануилович, симпатичная Василиса Холмская, Марфа Шуйская и ещё несколько боярынь. Но главным сюрпризом явилось то, что за столом сидел неожиданный для Иоанна гость — тот самый купец из Кафы, который выполнял дипломатические поручения хана Менгли-Гирея и самого Иоанна. Осанистый, с заметным брюшком, полный и хитроватый, с чёрными, как у многих южан глазами, купец был явно доволен таким приглашением и окружающим его обществом. Он то и дело кидал живые взгляды на молодых боярынь, сидевших на противоположном от него конце стола, и расплывался в счастливой улыбке.

Софья, не нарушая запретов поста, сумела организовать тем не менее знатный воскресный обед. На столе красовались несколько видов икры: паюсная и осетровая осенняя засоленная, да осетровая свежая — варёная и жареная, печень белужья слабосолёная, визига в уксусе, тёшка осетровая свежесолёная, стерлядь бочоночная, языки белужьи, осетрина шелоньская. Стояли кувшины с мёдом и киселями, со сладким критским вином.

Но главным украшением Софьиного стола была посуда: золотая и серебряная, золочёная, с узорочьем и росписью, сканью и цветными эмалями. Софья ничуть не постеснялась и к тому добру, которое имелось уже в её собственной казне, прибавила из казны великого князя, куда хозяин допустил её, позволив кое-что взять и для себя. Тут уж царевна не поскромничала и наградила себя по-царски. Теперь золотые да серебряные блюда и чаши, братины и кубки красовались под угощением. Как только все сели за стол, подали ещё и горячие пироги с грибами.

Гости с удовольствием ели и пили. Хозя вдохновенно рассказывал, как трудно ныне живётся православным в Крыму. Сам Хозя честно сообщил, что он вовсе не грек, а еврей, но по нужде принял мусульманскую веру, и потому Менгли-Гирей особенно чтит его. Это известие не очень-то обрадовало присутствующих, но Хозя поспешил объясниться:

— А что было делать? — сокрушался он. — Я купец, в Турции часто бываю, и в Орде, и в Казани, кругом мусульмане, на иноверцев смотрят как на врагов. И дома жить стало невозможно, притесняют православных, грабят, из своих домов выгоняют. Как татары Крым захватили, не стало житья ни местным евреям, ни грекам, ни итальянцам. На юге лишь несколько городов свободными остались, так туда турки начали набеги совершать. Города разрушают,