Не вернувшийся с холода - Михаил Григорьевич Бобров

территорию. Сколько бы войска они сюда ни стянули, зажать нас большая армия не успеет. Малую же мы отобьем. Здесь не город, жалеть нечего и некого; скоро зимний солнцеворот… Для моего ледяного тейгу просто не существует более удачного времени.

— Пригонят десять или двадцать тысяч, даже ты надорвешься, — возразил Енот. — Хотя… Насчет пригнать… Атаман, имя твое как?

— Хорус.

Енот икнул. Проморгался:

— Война никогда не меняется… Значит, Хорус. Вспоминай, это важно. Пока было тепло, и землю можно было копать. Занимался ли противник постройкой дорог? Починкой мостов? Постройкой новых? Подумай хорошенько, спроси своих.

— Ты хочешь сказать, по глубоком снегу они не успеют за нами, мы же пойдем по мощеному Тракту? — ухватила мысль Эсдес.

— У меня появилась надежда… — Енот задумчиво глянул на темнеющее к ночи небо. — Но точно мы узнаем, когда опросим кого-нибудь. Хорус, где тут ближайшее место сбора? Куда западники сгоняют рабов?

— Неблизко. По равнине чуть ли не день, а до равнины отсюда двое суток лесом.

* * *

За двое суток, что ехали лесом, выросший отряд справился с похоронами в двух деревнях, потом Эсдес все же приказала не задерживаться; дальше мертвые места отряд проезжал рысью. Лесные братья трусцой бежали рядом, держась за стремена. Миновав деревню, лошадей переводили на шаг, по пустому Тракту двигались уже без особой спешки. Снесли три поста, на каждом порубив десяток. Гонцов убивали на месте, Носхорн жадно ворошил сумки с донесениями, покрывал пометками сопоставительную таблицу. Скоро появились тревожные письма о пропаже гонцов; но других каналов связи захватчики просто не знали. Предполагали нападение разбойников, либо что вблизи Тракта объявился медведь-шатун. Через день встретилась тридцатка воинов, направленная на очистку пути. Эсдес накрыла их одним ударом холода; оружие забрали лесные братья, доспехи же пришлось оставить под выворотнем: холод уничтожил все кожаные ремни.

— Больше мы такой мелочи не встретим, — предупредила Эсдес. — Теперь пошлют сразу сотню. Справимся — пошлют полтысячи. А потом уже начнут беспокоиться всерьез.

Мороз никуда не делся, и ночевки не стали приятнее. Но людей теперь грела ясная цель и боевая злость. Большую часть дня отряд проводил в движении, либо в готовности к бою, и потому каждый вечер усталость быстро побеждала холод — все, кроме часовых и костровых, засыпали быстро и глубоко.

На третий день мстители вышли к опушке Великого Леса. Тракт спускался к реке, широкий мост через которую оседлала крепость Громкий Камень. Презрительно шевельнув бровью, Эсдес проморозила речку выше по течению на локоть вглубь; по наледи прошли все сорок два бойца. Предложила создать ледяную пробку до самого дна. Поразмыслив, сама отказалась: не стоило настораживать противника раньше срока.

Здесь, на широкой равнине, от Великого Леса до западных гор, между крепостями Громкий Камень и Алмазный Брод, каждый клочок земли с незапамятных времен распахивали, засеивали, засаживали. По старому закону, луговина на час пути с обеих сторон Тракта оставалась свободной от застройки; все же прочее давно разгородили на участки.

С началом правления Онеста поля и огороды понемногу сокращались: чем больше сеешь, тем больше платишь налогов; неудивительно, что расширяться довольно скоро перестали. Часть хозяйств разорилась, многие поля заросли бурьяном. Часть выкупили крупные землевладельцы, поставили там на работы должников, потом перестали стесняться и пополняли ряды рабов наловленными по улицам Столицы нищими; либо разорившимися мелкими землевладельцами.

И вот сейчас отряд ехал мимо леса закопченных печных труб. От плодовых деревьев остались обугленные стволы. Прыгать через рухнувшие обгорелые балки, вилять между вскрытыми при грабеже люками в подвалы, огибать выгребные ямы — хорошего мало. Приходилось выдвигаться на Тракт. Хорус и его лесные братья старательно прощупывали дорогу шестами; кони осторожно ступали по найденным ровным дорожкам, стараясь придерживаться бывшей улицы.

К чистой полосе у Тракта вышли только в сумерках. На белом снегу отряд наверняка заметили, но никого из Громкого Камня не прислали. Видать, разглядели флаг союзника — по бумагам-то “Рейд” числился вовсе не врагом — и решили, что посольство сошло с Тракта еще в лесу. Еще бы: гонцы пропадают, посты не докладывают; послали тридцать воинов разобраться — даже кони назад не прибежали. Вот послы обошли опасное место кругом, а теперь выбрались к твердому пути, где и заночевали после трудов праведных…

Чтобы окончательно уверить наблюдателей в этом впечатлении, отряд поставил шатер. Растопили снег, опять подогрели вино. Неожиданно для всех, быстро и страшно напился Хорус. Две кружки вина на вес здоровяка ничего не значили, но после второй лицо старшины покраснело. Нос оказался неотличим от пятачка, а по щекам горохом покатились взаправдашние слезы.

— Не смейтесь надо мной! Я не хотел корчить крутого! Я десятник сельской стражи, — атаман пытался утереть лицо рукавом, но на морозе получалось не очень. Шумно всхлипнув, Хорус положил руки на пояс:

— Мы гоняли… По лесу… Зверей. Пьяных вязали. Я не знаю, как себя вести на войне! Каменный лес… Один камень! Людей не осталось!

Носхорн влил в бедолагу полстаканчика крепкой водки, взятой для прижигания ран — атаман заснул мгновенно. Эсдес крепко взяла Енота за рукав:

— Я и хотела, чтобы ты увидел именно это. Как тебе цена победы, не дохрена?

Енот прикрыл веки. Двинул пальцами вдоль рукоятки Третьего Проклятого. Ветераны и Носхорн открыто взялись за эфесы, но людорез “Рейда” только плечами пожал:

— А я видел. Старые фотографии. У вас же тут знают, что такое фотография.

Носхорн медленно кивнул:

— У нас тут даже составной портрет знают, для розыска.

— Ну вот. — Енот повторил медленный кивок барона. — Я видел. На фотографиях. В кино. К счастью, живьем не застал. Это и есть война нашего мира. Промышленное уничтожение. Специально придуманными средствами. Специально обученными людьми. Которые лично к тебе не испытывают даже ненависти. Для которых ты значишь меньше неровно пришитой пуговицы. Последний довод, после которого даже победа со вкусом дерьма. Потому что все довоенные связи разрушаются. Все хорошие люди звереют, чтобы выжить. Это как смерть: страшна не сама собой, а тем, что ты теряешь всех близких; и что они теряют тебя. Посмотрите. В этом краю будут говорить: “До войны” и “После войны”…

Землянин встряхнулся:

— Я встречался с людьми моего мира. Они могут проходить сюда, но переход работает в одну сторону.

— Капитан Огре? — уточнила синеволосая.

— Не только. Сравнительно недавно, в день штурма Столицы. Онест приглашал таких, защищать свой особняк.

— Это не секретно? — барон покосился на греющих руки лесных братьев.

— Тайна давно раскрыта. Наверняка помимо меня были другие… Гости. У нас для них придумано слово, но я его не люблю. Ну вот.