Он, она и ее дети - Джил Мансел
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Было ясное и солнечное июньское утро, и Фредди шел на встречу с банковским менеджером. Так как до встречи оставалось целых полчаса, он прикидывал, на что ему потратить это время: выпить чашечку кофе в кофейне или зайти в автосалон на другом конце Бриттон-роуд, чтобы полюбоваться на машины, которые он не мог себе купить.
Победило безобидное любование, и Фредди повернул направо, а не налево. Несколько мгновений спустя он увидел девушку, которая стояла на тротуаре и потряхивала жестянкой для сбора средств на благотворительность. Фредди порылся в карманах и обнаружил всего пару медяков. Чувствуя на себе взгляд девушки, он подошел к ней и попытался бросить деньги так, чтобы она не заметила, какая жалкая у него в руке сумма.
К сожалению, он не обладал ловкостью, присущей членам Магического круга.[39]Девушка посмотрела ему в глаза и спросила напрямик:
— Это все?
Фредди рассердился. Ведь он внес свой вклад, не так ли? Другие просто прошли мимо. Раздираемый желанием извиниться за то, что на самом-то деле он не жадный, и негодованием, он ответил:
— Это вся мелочь, что у меня есть.
И вот тогда все и случилось. Уголки рта девушки приподнялись, и Фредди показалось, будто его сердце нежно обхватила рука, одетая в бархатную перчатку. Девушка игриво проговорила:
— Уверена, если бы вы постарались, то могли бы дать гораздо больше.
Зачем-то затаив дыхание, он вывернул оба кармана брюк, чтобы показать, что они пусты. Затем повернулся и решительным шагом пошел по Бриттон-роуд, спиной чувствуя присутствие девушки.
Машины в автосалоне так и не смогли завладеть его вниманием. Он зашел в газетный киоск напротив и купил коробок спичек.
— Вот это уже лучше. — На щеках девушки появились ямочки, когда Фредди бросил несколько серебряных монет в жестянку.
У девушки были ярко-голубые глаза, длинные прямые волосы цвета пшеницы, а одета она была в алый сарафан выше колена, который только подчеркивал красоту и стройность ее ног.
— Отлично, — сказал Фредди.
На этот раз он отошел от нее почти на сотню ярдов, а потом вернулся и бросил в жестянку новую горсть монет в два шиллинга.
— Вот теперь вы все поняли, — сказала девушка.
Фредди посмотрел на нее:
— Как вас зовут?
Она кокетливо улыбнулась и потрясла жестянкой. На этот раз он вытащил из бумажника купюру в целый фунт, скрутил ее в трубочку и пропихнул в щель на жестянке.
— Мэри.
— Мэри. Вы обошлись мне в целое состояние.
— Да, но деньги пойдут на доброе дело.
Если бы он пошел в кофейню, а не в автосалон, их дороги никогда бы не пересеклись. Фредди несколько раз перепроверял, есть ли у нее на пальце обручальное кольцо.
— Мне надо идти, у меня встреча с банковским менеджером. Вы еще будете здесь, когда я освобожусь?
Мэри изогнула бровь.
— Может, буду, а может, и нет.
Еще одна купюра в фунт исчезла в прорези.
— Так будете?
В ее глазах плясали чертики.
— Ну ладно, буду.
— А когда я освобожусь, мне можно будет пригласить вас на кофе?
— Извините, нет.
Фредди впал в панику.
— Почему?
— Есть одна проблема.
— Какая?
— Я не пью кофе. Я пью только чай.
От облегчения у него даже мурашки побежала по спине.
— Тогда мне можно будет пригласить вас на чашечку чаю?
Мэри расплылась в широкой улыбке и ответила:
— Думаю, вы никогда об этом не спрашиваете.
Глаза Фредди опять были закрыты. Каждое мгновение того летнего утра навсегда запечатлелось в его сердце. Они с Мэри встретились, чтоб выпить чаю — удивительно, что у него хватило на это денег, после того как он отправил такую огромную сумму в ее жестянку, — и тогда все случилось. Обратного пути не было. Оба знали, что предназначены друг другу, что им суждено прожить вместе до конца дней.
И они прожили вместе следующие тридцать четыре года. Последние четыре с половиной года без Мэри стали для него тяжелым испытанием, но сейчас она будто приблизилась к нему. Фредди показалось, что ему достаточно отпустить свои мысли в вольное плавание, и она окажется рядом и будет ждать его… да, вот она, здесь, улыбается знакомой и такой дорогой улыбкой, тянется к нему…
Преисполнившись неописуемой радостью, Фредди успокоился и устремился к ней.
На следующее утро, въехав на автомобильную площадку перед Хестакомб-Хаусом, Лотти увидела перед входом в офис поджидавшего ее Тайлера и все поняла.
— Фредди умер. Ушел ночью, — тихо проговорил Тайлер, когда Лотти вылезла их машины.
Событие было ожидаемым. И неизбежным. Но известие было не из тех, которые хочется услышать. Лотти прикрыла рот ладонью.
— Барбара говорит, что смерть была спокойной. Он просто не проснулся.
Фредди не мучился от боли. Он помирился с Гизеллой и оставался compos mentis[40]до самого конца. О чем еще можно просить, когда дело касается смерти?
— Эх, Фредди. — Это было сказано почти шепотом.
— Иди сюда. — Тайлер обхватил ее за плечи, и Лотти поняла, что у нее по щекам текут слезы.
Бесстыдно наслаждаясь ощущением его руки на своих плечах, Лотти прижала мокрое лицо к его груди, тепло которой чувствовалось через мягкую застиранную хлопчатобумажную рубашку, и пробормотала:
— Я эгоистка. Я буду ужасно по нему скучать.
— Ш-ш, все в порядке. — Успокаивающий голос Тайлера прорвал оборону Лотти. Молчаливый плач уступил место шумным, неуправляемым рыданиям.
Наконец, когда Лотти чувствовала себя выжатой как лимон, рыдания стихли.
— Извини.
— Не извиняйся.
Конечно, он привык утешать скорбящих женщин, у него за плечами многомесячная практика с Лианой. Только Лиана, подумала Лотти, не позволила бы себе дойти до такого состояния, когда глаза опухли, а лицо почернело от потеков туши.
— Барбара с ним, — сообщил Тайлер, — и врач уже едет.
— Бедная Барбара. Она тоже страшно расстроена.
— Она сказала, что ты, если хочешь, можешь подняться к нему. — Тайлер кивком указал на сверкающее в утреннем свете окно спальни Фредди.
Лотти вытерла лицо остатками бумажного носового платка и решила, что Фредди не будет возражать против того, что она выглядит таким страшилищем.