Мама, я демона люблю! - Даха Тараторина

Пальцы потянули в стороны невидимую ленту. С усилием, словно тянули не воздух, а струну. Хватит ли остатков магии Подземья? Сработает ли заклинание? Уничтожит ли место, где само зародилось? Хватит ли у меня сил и… смелости сделать это?

Бледные существа рвались наружу. Они, одинокие и пустые, хотели есть. Они не заслужили всего, что с ними стало. Никто не заслужил.

Хватит боли. Хватит страданий, хватит криков!

Я схлопнула ладони и прокричала тишиной.

Никто не заслужил мучений, каким бы чудовищем не сделали его вечные пытки. Вы все заслужили покой, тишину. Темноту.

Магия Подземья ни за что бы не помогла. Заклятье Крика стало бы напрасной жертвой глупой влюблённой ведьмы, которая прогнала свой личный источник — своего фамильяра. Я бы ни за что не справилась одна, но… разве я осталась одна? Разве Лунный луч не может мелькнуть самой чёрной ночью крошечным свечным огоньком? Огоньком, который вспыхивает не из чужих страданий, а из надежды. Огоньком, который горит внутри сердца, а не в мрачном небе Подземья.

Лара засияла серебром. Ровным, спокойным светом. Сосуд разлетелся на куски, не способный сдержать содержимое, позволил лунной магии выплеснуться, разлиться по телу, наполнить жилы, добежать до кончиков пальцев и превратить неумелую смешную ведьму в живой факел.

Не слепящее, не обжигающее сияние, а лишь серебряный прохладный свет, поднялся от земли в небо и соединил одно с другим.

А где есть свет, есть и тьма. Не соперничающие друг с другом, не борющиеся. А старые друзья, соскучившиеся, наконец слившиеся в единое целое.

Столб света сузился до крошечной нити и исчез.

Тьма родилась у самых ног. Взошла ростками чёрных трав. Всколыхнулась и расползлась в стороны, обволакивая Подземье, заслоняя мягким крылом.

Тьма укутывала, обнимала, успокаивала и баюкала. Тьма дарила забвение и спокойствие.

Всё хорошо, милая. Теперь всё хорошо. Теперь тихо и тепло…

Когда Подземье целиком погрузилось во тьму, я пошатнулась и, наверное, упала. Но уже не осталось ни земли, ни неба, чтобы понять, куда. Осталась лишь темнота. Она качала на мягких волнах, успокаивала.

Темнота совсем не страшная. Темнота — это лишь отсутствие света. И, наверное, пора закрыть глаза и уснуть.

— Ты правда надеялась избавиться от меня так легко, рыжуля?

Ну вот! А я только собралась поспать…

— Вставай сейчас же, кири… То есть, больше не кири. За такую выходку тебя не мешало бы хорошенько отшлёпать!

Я повернулась на бок в попытке спрятаться от настойчивого голоса и не менее настойчивых шлепков: говорящий не преминул сразу привести угрозу в исполнение.

Вспомнила! Я же только что…

— Мама меня убьёт!

— Я тебя убью, — пообещал Рок. — Приказать мне больше не любить? Ты как додумалась вообще?!

Он помог подняться. Вокруг всё ещё царила темнота, но теперь, когда уверенные руки демона поддерживали меня за локти, она почему-то перестала казаться одинокой.

— А что мне оставалось делать? Так у тебя появился хоть какой-то шанс спастись!

— И свихнуться чуть позже, когда пойму, что произошло, — с готовностью закончил Рок.

— А что произошло? Почему ты не послушался приказа?

Не разглядеть ни вздёрнутых бровей, ни ухмылки. Лишь фиолетовые глаза изредка мерцали во тьме, но свет этот больше не напоминал листья дерева мёртвых. Теперь он больше походил на отблеск луны в водной глади.

— Приказ уйти, вообще-то, сработал, — судя по звуку, демон почесал рог. — А вот когда ты приказала перестать любить…

— Что? Что случилось? — я прокашлялась. — Рок, если ты хотел погладить меня по щеке, то она намного выше.

— А я знаю, — не смутился мужчина. — К щеке я чуть позже перейду.

— Не увиливай. Почему приказ не сработал?

Он хмыкнул, вложив в звук невиданное самолюбование:

— Ну, тут два варианта, рыжуля. Либо ты не умеешь считать, и тридцать три дня истекли до того, как ты произнесла свою самоубийственную речь, либо…

— Либо?

— Либо я люблю тебя сверх предусмотренного соглашением.

Хорошо, что он не мог рассмотреть, что мои скулы сравнялись по цвету с волосами. Или демоны всё же достаточно хорошо видят в темноте?

— Пойдём, кири, — кажется, всё-таки достаточно хорошо. — Придётся пожаловаться Брид на твоё поведение и потребовать домашний арест. Я, так и быть, составлю тебе компанию.

— Куда? Вокруг ничего нет. Подземье уничтожено и выход в верхний мир вместе с ним.

Наверняка он поскрёб подбородок и игриво упёр руку в бедро:

— А что, длительная прогулка с таким кавалером, как я — худшая альтернатива забвению? Ты призналась мне в любви, Рыжуля. Теперь придётся расхлёбывать последствия.

— С чего это вдруг?

— С того, что всё это время романтика во мне душила только боязнь остаться без взаимности.

Пальцы переплелись. Горячие — его. Успокаивающе прохладные — мои. Жар и прохлада, тьма и свет. Будто так и должно было быть всегда.

И тогда что-то произошло. Ровный свет не прорезал тьму, а явился ей с достоинством и радостью. Словно пушистый кот устроился под одеялом.

Свет появился бесконечно далеко. Неуверенный, опасливый. Но потом поднялся выше, принимая знакомые очертания, обволакивая лучами разрушенное Подземье. Подземье, которое родилось на месте уничтоженного царства боли.

— Это же луна!

Это и правда она. Луна, наконец, светила в чёрном небе. На своём месте. Лунная жрица, богиня ночи вернулась домой, чтобы новая магия заняла место прежней. Магия без унизительных договоров и хитрых демонов, без лжи и ненависти. Лишь свет во тьме.

Я никогда не была хорошим человеком. Но очень не хотела стать плохим.

Достаточно ли этого?

Демон крепко сжимал мои пальцы, и я стискивала его в ответ. Лунные лучи сплетались в тонкую тропинку, ведущую к горизонту.

Для нас — достаточно.

— Неа, рыжуля, это не считается!

— Как это не считается? Того, без, ноги поймала я. Значит, я и победила: четыре больше трёх.

Рок демонстративно позагибал пальцы и недоверчиво постучал по моему лбу:

— Твоя симпатичная головка не предназначена для сложных расчётов, а поймать безногого — весьма сомнительное достижение. Ты не можешь уделать демона.

— И тем не менее, — я сделала издевательский поклон. — Я размазала тебя по стенке!

Идущая позади женщина, любовно обнимающая только что купленную на рынке курицу, врезалась, выругалась, но, сообразив, на кого налетела, поспешно извинилась.