Всем спокойной ночи - Дженнифер Вайнер

Что касается Дельфины Долан, то она снова начала называть себя Дебби и продала свою историю в таблоиды. «Жена-проститутка рассказывает обо всем» — кричали заголовки одного из журналов, которые мне привезла Джейни. Там была фотография Дельфины, выглядевшей очаровательно в голубом платье с глубоким декольте, и другая фотография, где она с напускной скромностью смотрела через плечо, одетая только в трусики от бикини.

— «Муж поддерживает ее во всем», — прочитала Джейни, прихлебывая коктейль.

Мы сидели на балконе, закутавшись в пуховые одеяла, перчатки и шапки. А сильный ветер все хлестал по воде, от него краснели щеки и немели пальцы.

— «Я люблю свою жену»… О, смотри, они собираются снимать сериал о ее жизни!

Я кивнула.

— Рада за Дельфину.

Джейни застенчиво улыбнулась и протянула мне еще один журнал.

Я увидела номер «Контента» с лицом Китти на обложке. Это был тот самый снимок, что я видела у нее на каминной полке. Свадебная фотография. Темные волосы и сияющие голубые глаза, белая кружевная вуаль, белое атласное платье и счастливая улыбка. Заголовок гласил: «Китти Кавано: ее жизнь». Шрифт в строке с именем автора — именем Джейни — был раз в пять больше обычного.

— Моя первая законная журналистская публикация, — гордо сообщила она. — Си собирается заказать, чтобы текст высекли в бронзе!

Статья была на пяти страницах и полностью завладевала вниманием. Джейни собрала информацию по каждому фигуранту и от многих из них получила разрешение цитировать их высказывания в печати. Слова Дорис Стивенсон были напечатаны самым крупным шрифтом: «Она была лучшей из всех, кого я знала».

Там содержалось все: история Джудит Медейрос, матери Китти — ее жизнь в Нью-Йорке, смерть от передозировки и фактическое удочерение Китти. Далее упоминался Хэнфилд, где ее профессором был Джоэл Эш — «не отец, но идеальный образ отца. Я хотел помочь ей. Надеюсь, что мне это удалось».

Потом список мужчин, которых знала Джудит Медейрос, как в библейском, так и обычном значении этого слова. В списке были и известный лоббист, и топ-менеджер, и профессор поэзии, и офтальмолог.

«Генеральный прокурор штата Нью-Йорк Тед Фитч согласился пройти тест на отцовство после самоубийства Сьюки Сазерленд, — писала Джейни. — Результат оказался отрицательным. Вопрос отцовства Китти Кавано и смерти Джудит Медейрос остался тайной — однако полицейское управление Нью-Йорка возобновило расследование. Если сама Кавано перед своей смертью нашла ответ, то она унесла его в могилу».

Наши дни текли спокойно. Мы завтракали, ехали в библиотеку, в супермаркет или в Музей пиратов в Провинстауне. Ленч, потом вздремнуть, затем мастерим поделки или раскрашиваем, смотрим видео, когда идет дождь.

После обеда разводили огонь, и Рейна пела — оперные арии или польки. После того как укладывала детей и подтыкала им одеяла, я обычно ложилась одна в кровать рядом с большими окнами и слушала океан, смотрела на мигающие огоньки Провинстауна на противоположном берегу, на звезды в небе.

Я посадила луковицы тюльпанов и нарциссов. А когда стало теплее — посеяла еще бальзамин и маргаритки, петунии и фиалки.

По средам и пятницам с утра я ехала с детьми в порт Провинстауна, а оттуда на пароме в Бостон, где мы встречались с детским психологом, доктором Бирнбаум. Она уводила детей в свой уютно захламленный кабинет, где были и кукольный домик, и мольберт, и всяческие игрушки, и со щелчком закрывала за собой дверь.

А я обычно сидела на деревянном стуле, стараясь не прижаться ухом к двери, стараясь верить, что Софи, Сэм и Джек знают, что их любят и что, несмотря на то что случилось, им ничего не угрожает.

Бен приезжал каждые выходные. Играл с детьми, ходил с нами обедать, поджаривал попкорн, пел полечки, одевал и раздевал Страшилу и смотрел мультфильмы. Ночами он спал в кровати рядом со мной и не дотрагивался до меня.

«Когда ты будешь готова поговорить об этом», — сказал он как-то раз поздно ночью. Я потрясла головой — нет.

Он продал наш дом и снял для себя квартиру в Кос-Кобе. Взял на работу еще одного партнера, пообещал больше времени проводить дома. Мы переедем, куда только захотим — в другой город в Коннектикуте, Нью-Джерси, даже снова в Нью-Йорк, в тот же район и в тот же дом.

Бен хотел, чтобы мы снова стали семьей. «Все образуется, — шептал он, робко проводя пальцем по моей щеке. — Все будет как прежде».

Я лежала с закрытыми глазами и притворялась, будто сплю, слышала, как он вздыхает, и ощущала, как вздрагивает кровать, когда муж поворачивается на бок.

Каждые несколько дней звонил Эван. «Могу я с тобой увидеться? — спрашивал он. — Мы и так потеряли слишком много времени, Кейт. Мы должны быть вместе».

Его я тоже отложила на потом.

Я смотрела на океан и думала об отце Китти. Умер он или еще жив? Следил ли он за этими событиями? И был ли он только отцом внебрачной дочери, или вина его была гораздо серьезнее?

Февраль перешел в март.

— Я бы хотела остаться, — сказала моя мама, — но я подписала контракт.

Я кивнула.

— Все нормально. Ты находилась со мной, — я проглотила комок в горле, — когда была мне нужна.

— Я всегда буду с тобой. — Она отвела мне волосы со лба и поцеловала. — Помни это, Кейт.

Бриз с океана становился все теплее, пахло солью. По выходным Джейни или Бен присматривали за детьми, а я бродила по пляжу, чувствуя прохладный песок, проходила через концентрические круги водорослей, кучи плавника, а иногда и разлагающуюся рыбу.

Иногда я видела котиков, резвящихся в пятидесяти футах от берега или нежащихся на солнышке на камнях при низком приливе. Камни меня успокаивали. Каждый день, когда прилив отходил от берега, они появлялись вновь, как делали это каждое лето, как они делали это столетиями до того, когда я впервые увидела этот пляж. И будут дальше делать это после того, как все мы уйдем.

Перед Днем поминовения я сунула руку под переднее сиденье минивэна, чтобы достать ожерелье Софи из конфет, и обнаружила там корректуру «Хорошей матери», которую дала мне Лора Линн Бэйд. Я пролистала пустые страницы в начале, сообщавшие, что здесь будет посвящение, и прочитала: