Умножающий печаль - Георгий Вайнер

— Не знаю. Он ищет тебя.

— Я в курсе.

— Ты не доверяешь ему? — испугалась Марина.

— Доверяю. Но я не хочу подставлять его, он не умеет врать. Отдай ему это. — Я протянул ей свой сотовый телефончик. — Позвоню ему, если вода под горлышко подступит…

— Хорошо. — Она положила трубку в сумку, щелкнула замком. — Уезжай, Кот, ничего хорошего из всей этой свалки не выйдет…

— Готов! Прямо сейчас. С тобой. — И попытался снова обнять ее, а Марина отвела мягко мои руки.

— Я не могу, Кот…

— Ты боишься потерять богатство и свое положение?

— Не говори, Кот, глупости — это тебе не идет. Я боюсь потерять себя. Совсем… Пойми, я ведь не переходящий кубок…

Перед вечером я зашел в службу безопасности и забрал компьютерный робот-портрет женщины, которая вместе с Котом приходила в агентство к Люде Серебровской. Сафонов еще третьего дня обещал мне прислать его — как только эксперты закончат работу. Но, видимо, забыл.

А может, не забыл — Кузьмич мало походит на рассеянного с улицы Бассейной.

Почему-то не захотел. Вам виднее, господин генерал. Вообще у болвана в польском преферансе жалобная и постыдная роль только до того момента, пока он не понял отведенную ему позицию. После этого он может отчасти вмешаться в игру.

Вернулся к себе в кабинет, прочитал депеши Флэнагана в моем электронном почтовом ящике. Конечно, сафоновские умельцы, наверное, уже давно раскрэкали мой секретный код-пароль, и Кузьмич одновременно со мной читает сыщицкие изыски моего дружка — но, кажется, это все уже не имеет значения.

В выпуске новостей по телевизору говорили о нарастающем финансовом кризисе, об угрозе биржевого обвала или системного экономического краха.

Потом ведущая Светлана Сорокина в передаче «Герой дня» задушевно спрашивала Хитрого Пса:

— Ну, я это все понимаю, Александр Игнатьич… А вот вам лично зачем этот космический проект?

А Сашка так же задушевно-просто отвечал, раздумчиво, очень искренне, от всего сердца — как у нас водится:

— Потому что я хочу Россию через силу, пусть за уши, но втащить в следующее тысячелетие. Это не окно в Европу, а широко распахнутая дверь в мир…

В кабинет вошла Лена, с интересом посмотрела на экран, одобрительно поцокала языком:

— Ай да Серебровский! Ай да молодец! Настоящий герой дня…

— Бери выше! Я думаю, Сашка тянет на героя нашего века.

— Не бери в голову! Завтра, может, кто-то еще героистей и вековечней объявится. Какие планы?

— Должен сходить к боссу доложиться.

— Подожду? — спросила Лена легко, без нажима и принуждения — мол, все свободны, никто никому не должен. Можем провести вечерок вместе, а можем разбежаться.

— Если можешь, подожди, — хотел сказать небрежно, а получилось как просьба. — Может, напьемся сегодня?

— А то! — восхитилась Лена. — С особой жестокостью и цинизмом!

Потом обняла меня и спросила тихонько:

— Ты чего такой расстроенный?

— Нет, ничего… Нормальная комедия масок. Как настоящий актер, вживаюсь в роль. Осваиваю образ болвана в польском преферансе…

Лена засмеялась:

— Ну-ну-ну! Ты просто не привык к новым правилам игры. У бедных вообще снижен порог обидчивости. Давай, давай, иди к боссу. Раньше сядешь — раньше выйдешь…

Я поцеловал ее и стал собирать со стола бумажки. А Светлана Сорокина все пытала — ручки подставляла Серебровскому:

— … Как вы относитесь к утверждениям, что банкиры разграбили страну и вызвали обнищание народа?

Я задержался — действительно, Александр Игнатьич, что вы думаете по этому поводу? Мне тоже интересно ваше мнение по поводу отдельных клеветнических утверждений.

Хитрый Пес усмехнулся, поправил мизинцем дужку очков и проникновенно сообщил:

— Нормальная пропаганда — ее накачивают радикалы, жизнь которых немыслима без образа врага. А ведь если вдуматься, банкирство — самая старая профессия на земле. Когда-то праведный Ной превратил свой ковчег в генетический банк. И спас для нас всех жизнь на планете. Это самая успешная банковская операция в истории человечества…

Лена помахала мне рукой:

— Вот так-то! Иди, помогай спасать жизнь на Земле.

В приемной было пустовато. Секретарь Надя говорила по телефону:

— Да, зарезервируйте рейс Париж-Нью-Йорк-Париж. Да, сверхзвуковым «конкордом»… На следующей неделе… Нет, босс полетит один… Сколько мы должны перевести?.. Хорошо, восемь тысяч пятьсот шестьдесят шесть долларов. Это первый класс?.. Угу, понятно… Спасибо…

Она положила трубку и сказала мне удивленно:

— На «конкорде» нет первого класса. Весь рейс, говорят, классом «люкс»… Интересно, что же они там дают за такие деньжищи?

— Ложку черной икры, бокал шампанского и скорость, — поделился я своими огромными знаниями о шикарной жизни. — Три с половиной часа — и ты за океаном. Чуть дольше, чем до Сочей…

— Чудеса! — восхитилась Надя. — Вообще-то я за такие деньги лучше бы себе дом в Вырице купила. А вы, Сергей Петрович?

— Надя, мне проще, — засмеялся я. — Передо мной не стоит такой ужасный выбор. Я не летаю на «конкорде» и не знаю, где находится Вырица.

Серебровский, глубоко завалившись в кресло и положив ноги на стол, устало разговаривал по телефону:

— Спекуляции? Ну и что? Во всем мире так называется рутинная работа на бирже! Только в русском языке оно носит оскорбительно-унизительный смысл. А по-английски значит «размышление», «рассмотрение», «умозрение»! Так и объясняй всем! А не поймут — пошли подальше…

Я уселся в кресло напротив, на стол положил папку с бумагами. И вдруг поймал себя на том, что сильно волнуюсь. Стыдно сказать — я был внутренне напряжен, колотилось сердце, а в горле застревало дыхание, хотелось прокашляться, как перед докладом большим начальникам. Может быть, я уже тоже сошел с ума? И воспринимаю эту понарошечную пьесу, этот странный бал ряженых и самозванцев как настоящую жизнь?

А может, и не сошел с ума — другой ведь житухи нигде вокруг не просматривается. Вот эта самая, ненормальная, и стала настоящей.

— Ты забыл им еще напомнить, что по-английски «спекулейтор» значит «мыслитель», — заметил я эпически.

— Бесполезно! — усмехнулся Сашка. — Не поймут. Или не запомнят…

— Почему? Придут в музей, а там под роденовским «Мыслителем» табличка — «Спекулянт». По-моему, очень современно будет звучать…

— Хорошая мысль, — кивнул Сашка. — Ты это к чему?

— А я как сороконожка — задумался, с какой ноги ходить, и сразу сбился с хода.