Новая журналистика и Антология новой журналистики - Том Вулф

— Надеюсь, я не ошибся в вас, джентльмены?

Баррет защелкнул на нем наручники, ввел в помещение и спросил, задерживался ли тот ранее за нападения.

— Нет-нет, — заверил обманутый мошенник.

Это оказалось правдой, и Баррет отпустил его, чтобы не тратить время в суде. Но на прощание детектив посоветовал парню больше не попадаться. Он придавил мошенника тяжелым взглядом, который произвел на мелкого негодяя впечатление. «Мои глаза — достаточно сильное оружие, — заметил однажды Баррет. — Даже жена говорит, что у меня жуткий взгляд. А недавно моему сыну сказали, что у него тоже жуткий взгляд. Вот ведь как, у меня зубы что надо, нет бы в этом в отца пойти, а он умудрился взгляд унаследовать».

Баррет ненавидит мерзавцев, но очень беспокоится о простых согражданах. Вот он шагает по западной части своего участка, мимо густо заселенных жилых домов, и показывает на задние окна, затянутые колючей проволокой и закрытые решетками.

— Вы только посмотрите, — горюет он. — Люди превратили свои дома в тюрьмы, чтобы отгородиться от нечисти. Им приходится прятаться за решеткой.

Воскресенье. Он проходит мимо площадки, на которой гоняют мяч мужчины, по большей части молодые ирландцы, портовые грузчики. Баррет некоторое время наблюдает за игрой, перебрасывается с футболистами репликами и обещает попозже зайти в их клуб. Через три часа он входит в небольшое помещение, где собравшиеся приветствуют детектива возгласами и поднятыми пивными кружками. На заросшем сорняками заднем дворе жарят бифштексы, пьют пиво и слушают гитариста. С двух сторон двора возвышаются пятиэтажные жилые корпуса из коричневого песчаника, с двух других сторон — двадцатифутовые каменные стены, увенчанные битым стеклом и колючей проволокой.

— Старому Вест-Энду приходит конец, — печально констатирует Баррет. — Его жители здесь как в осаде, последние защитники крепости. Они пьют пиво и поют старые песни, но эти стены и колючая проволока красноречиво свидетельствуют, что пришел конец. Улицы завоевала нечисть.

Баррет беседует со своим коллегой. Тот спрашивает, что детективу всего нужнее, без какого качества ему не обойтись.

— Коммуникабельность, — отвечает Баррет, не задумываясь. — Детектив должен уметь общаться свободно с кем угодно. С бизнесменом на Пятой авеню, с дворником и с бандитом.

Вот пример его способности общаться. Собеседник — пожилой бригадир портовых грузчиков, не без грешков, не без связей с преступным миром, смотрит на Баррета ясным, добрым взглядом Санта-Клауса.

— А что слышно о Тони? — спрашивает Баррет.

— Тони? Ничего. Давненько не получал о нем никаких известий.

— Да ну? А тут болтают, что он Богу душу отдал.

— Разве? Да-да, верно. Точно, умер он.

— А когда?

— Да не знаю… Вроде вчера… Да, точно, вчера.

Все смеются, в том числе и Баррет. Он узнал, что хотел, хотя поначалу и не был уверен, что получит ответ.

Темнеет, все покидают двор и возвращаются в маленькую клубную комнату с баром. Почти все присутствующие — портовые грузчики, они обсуждают портовые дела и поют старые ирландские песни. Предлагают спеть и Баррету, который единственный здесь не ирландец, и он затягивает хрипловатым басом:

Да-да, я тот самый Макгайер,

И вовсе я не таю

Имени той, по которой вздыхаю.

Звать ее Китти Донахью…

Он закончил повесть о Китти Донахью, кружки вздымаются над головами, народ просит еще. Баррет набычивается, упирает руки в бока и изображает рассвирепевшего крутого уголовника. Все смеются. Здесь все понимают его. Так он общается.

Многие из тех, с кем общается Баррет, давно уже разочаровались в законе и в силах правопорядка и не доверяют судам. Они видят, что уголовники свободно разгуливают по улицам, что полиция не выполняет свою основную функцию: защитить общество от преступников. Поэтому когда они обращаются к полицейскому, то рассчитывают не на справедливость, а хоть на какую-то реальную помощь. Арест при этом нужен далеко не всегда. К Баррету обратился старик-югослав, владелец небольшого бара в Вест-Сайде. Долгие годы посетителями его заведения были югославы, проживавшие по соседству. Но в последнее время к нему зачастила вестсайдская шпана. Они засели в баре, используя телефон-автомат для передачи ставок на скачках, по сути превратив бар в букмекерскую явку. Старая клиентура перестала посещать югослава. На все его увещевания шпана ответила угрозами. А он боится потерять лицензию из-за того, что у него в заведении проворачивают букмекерские операции. С другой стороны, если этих ребят арестуют, то они мгновенно снова окажутся на свободе и разнесут его бар вдребезги.

— И мы с напарником хорошенько прижали этих парней — закоренелые гады, со стажем шушера, — прихватили их в тихом местечке у доков и побеседовали с ними по душам. Довели до их сведения информацию и добавили немного массажа, чтобы лучше усвоили. На следующий день один из мерзавцев заходит в бар к деду-югославу и спрашивает, сколько тот мне заплатил. Это меня взбесило, потому что мои мышцы не продаются. Пришлось еще разок прогуляться с придурком к докам, и теперь он меня называет не иначе как «мистер Баррет».

Иногда от ареста так мало проку, что ни Баррет, ни жертва преступников даже и не рассматривают этот вариант. Вот идет, скажем, детектив по Шестой авеню, навстречу ему торопится наркоманка. За ней несется мужик в переднике — мясник. Догнал, выхватил у девицы сумку, вытащил оттуда два куска бекона в целлофане и без единого слова повернул обратно.

— Мясник не хотел тратить время на суд, зная, что проку от этого не будет. Даже если бы рядом с его лавкой оказался коп в форме, он сделал бы все то же самое. Мелкие воришки вокруг него как мухи вьются. Вернул бекон — и ты победитель.

В другой раз Баррета занесло в больницу на 16-м участке, где он встретил коллегу, задержавшего двух наркоманов. Тот доставил добычу в больницу, чтобы вывести торчков из ступора. Вечером того же дня на Таймс-сквер Баррет звонит из автомата в участок и видит, что мимо проходят оба этих наркомана. Не прошло и десяти часов, как их задержали, а они уже «вылечились», побывали в участке, в суде, вышли на волю и успели вернуться обратно на Таймс-сквер. Баррет поинтересовался, чем занят задержавший их детектив. Оказалось, он все еще долбит на машинке протоколы их задержания.

Однажды Баррет летал в Неваду за каким-то уголовником и с тех пор иной раз, уж не знаю, в шутку или всерьез, говорит друзьям, что хотел бы служить шерифом в каком-нибудь тихом западном округе, где народ еще не так зачерствел. Когда он был совсем пацаном и жил в Бруклине, копы казались ему лучшими в мире людьми. В наше время в полицию идут, просто чтобы получить работу, чтобы без лишних хлопот, перешагивая через упавших, отбыть двадцать лет до пенсии. Попадается, конечно, иной раз среди копов и умный парень, но непрактичный, представляющий себе преступника как типа с бегающим взглядом и в шляпе, надвинутой на глаза. И пока он часами мусолит в уме варианты, труп остывает и все следы испаряются. Активный, сообразительный, быстро реагирующий детектив вскоре обнаруживает, что он проводит жизнь в суде, а преступники тем временем оккупируют улицы. И он перестает хватать кого попало, выбирает настоящих негодяев, не обращая внимания на остальных. И постепенно понимает, что суды судами, но криминальный мир по-прежнему в своем праве, а он, коп — все более и более неправ.