Великий торговый путь от Петербурга до Пекина. История российско-китайских отношений в XVIII— XIX веках - Клиффорд Фауст

В 1789 году имя Улалдзая все еще продолжало отравлять в остальном благополучно назревающие пограничные переговоры. Представитель местного совета Долгополов доносил о нескольких беседах, показавшихся ему «приятными и дружелюбными», в ходе которых китайцы должным образом отозвались о смерти Улалдзая, но при этом настаивали на информации о судьбе его подельников. Они ждали решающей дипломатической ноты из русского Сената, хотя новые вылазки через границу разбойников-бурят российского подданства продолжали омрачать дело. Чиновники в Маймачене и Угре высказывали свои подозрения в том, что эти новые преступления вполне могли совершать люди Улалдзая. В декабре 1789 года из Государственного совета генерал-губернатору И.А. Пилю поступило распоряжение, предписывающее провести всестороннее расследование. Формальная встреча пограничных комиссаров прошла в следующем апреле, после нее обе стороны обратились в свои столицы за дальнейшими указаниями. И.А. Пиль попросил конкретных указаний относительно изменения статьи 10 Кяхтинского договора, в соответствии с которой позиция Государственного совета состояла в предпочтении наказания нарушителей порядка на границе по законам их собственной страны. Если бы китайцы непреклонно настаивали на смертной казни, тогда следовало бы дать ясно понять, что высшую меру наказания следует в равной мере применять по обе стороны границы. К тому же в Госсовете рассчитывали на включение статьи, которой налагался бы запрет на односторонний разрыв торговли, минуя предварительные переговоры. Но тут обнаружилась принципиальная невозможность взаимного согласия. В конце 1790 года И.А. Пиль убедил сенаторов отправить еще одну дипломатическую ноту в Лифаньюань. Что и было сделано, причем на нее пришел благожелательный ответ. Но весной 1791 года возникла очередная неурядица, которую внес лама Самалин в виде подложного письма, описанного выше. Объяснение Сената в Пекине приняли без малейших проволочек, путь к возобновлению торговли наконец-то открылся, и к сентябрю 1791 года из Государственного совета И.А. Пилю дали поручение заняться всеми необходимыми приготовлениями к открытию границы.

Все затянулось до начала февраля 1792 года, прежде чем чиновников равного уровня, уполномоченных на подписание нового договора, удалось собрать вместе. 8-го числа они наконец собрались: А.И. Пиль, Л.Т. Нагель и комендант пограничной стражи встретились с Сунъюнем, монголом из клана Синего знамени с полосами Пуфу и тушету-ханом Цзетеном Тоэрцзи. Нагель и три его коллеги подписали протокол, исполненный на маньчжурском, монгольском и русском языках.

Пакт 1792 года назвали международным протоколом, международным актом и даже полноценным договором. По своей сути и по форме он представлял собой поправку к Кяхтинскому договору 1727 года с внесенными в него в 1768 году дополнениями. Торговлю предполагалось восстановить в виде, существовавшем семь лет тому назад, за исключением того, что долги, возникшие между купцами, следовало ежегодно погашать до назначенной даты. Стороны обязались назначить толковых чиновников, способных заниматься пограничными делами. Российская сторона взяла на себя обязательства по обузданию разбоя в приграничной зоне со стороны бурят и прочих российских подданных. Кяхтинский договор и дополнение к нему 1768 года прошли процедуру официального подтверждения, и участники переговоров еще раз повторили обещание о выдаче подданных соседней империи их властям, а также о совместном расследовании случаев убийства, грабежа и т. д. Всех таких преступников следовало судить по законам их собственной страны, и в этом состояло единственное значительное изменение в положениях действовавшего тогда договора, так как в предыдущих документах такая норма отсутствовала. Как и прежде, за хищение товаров с сопредельной стороны границы полагались штрафы. В заключение троих русских подданных, содержавшихся в тюрьме Угры на протяжении нескольких лет за переход границы и грабеж, договорились вернуть в Сибирь.

Как и протоколом 1768 года, данным пактом подтверждалось действие Кяхтинского договора, а также подкреплялись договоренности, достигнутые в ходе его обсуждения, через более точное толкование противоречивого вопроса, касающегося наказания нарушителей границы. Найденное решение выглядело наиболее подходящим в сложившихся тогда обстоятельствах; каждой из сторон передавалось право обращаться со своими подданными в соответствии с нормами ее собственного права. От русских властей теперь не требовалось проводить публичные казни и выставлять тела жертв расправы на границе. Значение данного соглашения лежит главным образом в плоскости того факта, что его удалось заключить в духе дружелюбия, без серьезных угроз применения оружия и в конце затянувшегося периода приостановки торгов, которую обе стороны искренне считали временным явлением. Как и все предыдущие договоры и соглашения, данный пакт заключался между равными сторонами; в отличие от Кяхтинского договора процедуры не омрачались даже демонстрацией физической силы, тем более серьезной угрозой ее применения. Урегулирование проблемы наказания преступников, омрачавшей китайско-российские отношения на протяжении почти трех четвертей столетия, позволило убрать один из главных барьеров на пути беспрепятственной торговли. Обратите внимание на то, что поступательно нараставшая торговля между двумя империями в первой половине XIX века развивалась без эпизодов продолжительной приостановки торгов.

Торговые обмены возобновились в конце апреля 1792 года. За несколько недель до этой даты в Кяхте и Маймачене собрались купцы; сразу после получения официального уведомления из Санкт-Петербурга и Пекина об одобрении договора Нагеля — Сунъюня местные власти с обеих сторон границы обнародовали приглашение торговцам снова прибыть в данные города. Российский представитель пограничного совета и дзаргучей провели встречу между 21 и 24 апреля и избавились от всех мелких проблем, остававшихся в деле возобновления торговли.

Сами торги возобновили с той отметки, на которой их остановили семь лет тому назад. К середине июля русские купцы доставили на границу товаров, оцененных директором Троицкосавской таможни Вонифатьевым, в 1 189 301 рубль, четверть из которых уже успели сбыть с рук. К 28 июля А.И. Пиль смог доложить в столицу, что больше половины российских товаров (на 600 тысяч рублей) ушла в обмен на иноземные товары, а 5 сентября он добавил сообщение о поступлении в виде таможенных пошлин 182 383 рублей. И этот показатель считался самым важным результатом для чиновников в Санкт-Петербурге. Вонифатьев проявил такое похвальное рвение по службе, что А.И. Пиль ходатайствовал за него перед ее величеством как за офицера, заслужившего особую милость и благосклонность императрицы, а также достойного дворянского ордена Святого Владимира.

В завершающие годы XVIII столетия валовой объем торговли на границе с Китаем колебался на уровне 5 миллионов рублей. Только в 1800 году он наконец-то превысил предельный показатель 1781 года. Понятно, что та самая продолжительная приостановка торговли оставила свой разрушительный след в кяхтинских деловых отношениях, ведь до 1785 года они демонстрировали все признаки мощного, успешного развития. Как бы то ни было, от того следа удалось избавиться, так как в первые годы наблюдалось постепенное расширение торгового проспекта в атмосфере практически абсолютного отсутствия опасных угроз сложившейся тогдашней коммерческой идиллии. Мелкие шероховатости удавалось сглаживать на границе, в Иркутске или Угре, и создавалось такое впечатление, будто с обеих сторон всех крутых нравом и властных руководителей отправили в какие-то другие места. В иные времена незначительные осложнения, такие как выставление русских сторожевых застав вдоль границы поблизости к реке Нарым, притоку Иртыша выше Бухтарминска, закончились бы обидами, угрозами, приостановлением торговли и затяжными утомительными переговорами. По итогам нескольких встреч осенью 1794 года между генералом Густавом Густавичем Штрандманом из Омска и китайскими чиновниками удалось убедить Государственный совет в том, что, несмотря на полезность всех заборов в деле пресечения проникновения российских подданных на китайские территории, возражения китайских соседей стоит уважить. Г.Г. Штрандман распорядился часть этих заборов снести.