Легенды Белого дела - Вячеслав Бондаренко

В реальности войска Кутепова разместились не в самом Галлиполи, а в палаточном лагере в шести верстах от городка. Надежды оптимистов на «турецкий юг» не оправдались — лагерь был разбит в неуютной, поросшей колючей травой и покрытой грязью долине, через которую протекала кишевшая змеями речка. С близкого моря дул сильный норд-ост, лили ледяные дожди, кусались москиты и скорпионы, ночами наводили тоску своим воем шакалы. Когда Кутепов впервые увидел место, где предстояло разместиться его войскам, у генерала невольно вырвалось: «И это всё?!» Казалось, из Галлиполи не будет исхода и остатки Русской армии загнаны сюда, чтобы со временем вымереть. Не случайно русские сразу же переименовали Галлиполи в Голое Поле.

Кутепов снова, уже в который раз должен был разрешить внешне невыполнимую задачу, создать на пустом месте всю инфраструктуру лагеря, от починочных мастерских до прачечных, от лазаретов для сыпнотифозных до столовых. И главное — вытянуть тысячи людей из ямы бездонного отчаяния. После чудовищного напряжения последних дней Крыма, эвакуации и стоянки на Константинопольском рейде в Галлиполи наступил резкий упадок физических и душевных сил. Многим казалось, что после сдачи Крыма дальнейшая жизнь потеряла смысл. Родные и близкие погибли, потеряны или остались в Совдепии, былые заслуги не стоили ничего, всё, что осталось из имущества, — револьвер да шинель. В такой атмосфере опускали руки даже самые стойкие. Начались эксцессы, прежде немыслимые в рядах белых: неотдание чести, дерзости, а то и хамство старшим по чину, неисполнение приказов. На Новый, 1921 год чины корпуса под воздействием алкоголя устроили массовую стрельбу в воздух. Но настоящий кошмар произошел на Крещение. Тогда во время исполнения старшими командирами корпуса «Боже, Царя храни!» офицерская молодежь Дроздовского полка обстреляла и забросала камнями палатку, в которой находились несколько генералов.

Казалось, что вернуть к прежней жизни эту голодную, оборванную, озлобленную, лишенную смысла существования толпу уже не удастся. Но неукротимая энергия, целеустремленность и жесткость Кутепова уже в который раз совершили чудо. Генерал вел себя так, будто ничего не случилось, беспощадно карал за распущенность, незнание устава, малейшее неповиновение. Легендарной стала галлиполийская «губа» — гауптвахта, куда люди попадали за плохо пришитую пуговицу, порванную штанину, неотдание чести, появление в лагере в пьяном виде, нецензурную брань, «порожденную разгулом войны». За попытки вести большевистскую агитацию, клеветать на начальство, продажу личного оружия просто расстреливали. И это возымело действие. Когда Галлиполи 15 февраля 1921 года посетил П. Н. Врангель (его французы изолировали от подчиненных ему войск), он был поражен порядком и чистотой, царившими в лагере. А в пасхальную ночь в Галлиполи не раздалось ни одного выстрела, оказалось достаточно краткого приказа, изданного даже не Кутеповым, а его подчиненным, комендантом лагеря генерал-майором Б. А. Штейфоном.

Но дело не ограничилось восстановлением железной дисциплины и превращением скопища отчаявшихся беженцев в военный лагерь. В Галлиполи за месяц были созданы 12 курсов для офицеров — пехотные, артиллерийские, кавалерийские, инженерные, радиотелеграфные и другие, для солдат заработали учебные команды и школы грамотности. Начали деятельность шесть военных училищ (в них учились 1482 юнкера), дипломы которых затем принимались в Европе, были основаны высшие общеобразовательные курсы, курсы иностранных языков. Во всех полках и училищах были созданы походные храмы, утварь для которых делали из консервных банок, и организованы хоры при них. «Для поднятия этики» 5 января 1921 года были введены суды чести и разрешены дуэли. Стали проводить парады и смотры. Готовились к ним тщательно — новые гимнастерки шили из американских халатов и простыней, фуражки и шаровары — из перекрашенных одеял. «И когда на первом весеннем параде войска вышли в строй по форме и парадно одетыми, когда гремели оркестры, встречавшие командира корпуса, и тихо развевались знамена, впечатление было потрясающим»[550], — вспоминал Б. А. Штейфон.

Конечно, многим шагистика, преувеличенная «аракчеевская» дисциплина, «игра в солдатики» казались ненужными и бессмысленными. Таких в лагере не удерживали, тем более что Галлиполи постоянно «обрабатывали» западные союзники, предлагавшие ехать на заработки в Бразилию и даже вернуться в Советскую Россию. Для таких был создан отдельный «беженский батальон», отделенный от остального лагеря. Колеблющимся было дано три дня на раздумья. Но желающих покинуть лагерь в итоге оказалось немного, всего лишь одна десятая населения Галлиполи. И если в начале «галлиполийского сидения» неизменно подтянутый, слегка насмешливый Кутепов, безжалостно «цукавший» и солдат, и офицеров за малейшее упущение по службе, вызывал у большинства раздражение или злобу, то со временем эти чувства сменились глубоким уважением к генералу, вкладывавшему все силы в то, чтобы жизнь лагеря стала лучше.

С укреплением дисциплины в Галлиполи расцвела и культурная жизнь. Заработали театр, библиотека, начала выходить «Устная газета», издавались десятки машинописных журналов (у корниловцев — «Огни», у марковцев — «Шакал», у дроздовцев-артиллеристов — «Веселые бомбы» и т. д.; их печатали по ночам в штабах, когда были свободны пишущие машинки), провела первые матчи футбольная команда, соревновались между собой гимнасты и силачи, выступали полковые оркестры, для которых умельцы делали инструменты. Над собственным нелегким бытом подтрунивали в карикатурах и шаржах, в которых доставалось и начальству (Кутепов собрал целую коллекцию карикатур на себя). Для детей организовали гимназию имени Врангеля и детский сад. Кутепов с женой в свободные минуты любил там бывать, с удовольствием возился с детьми, а если кто-то из них заболевал, то ежедневно навещал его в лазарете.

Быт самого генерала в Галлиполи был организован очень скромно. Александр Павлович и Лидия Давыдовна занимали одну комнатку, жили тихо, замкнуто, общаясь с узким кругом близких личных знакомых и братом генерала, полковником Технического полка Борисом Кутеповым (где находятся другие его родные, Кутепов не знал). Жалованье командира корпуса составляло столько же, сколько и у остальных офицеров-галлиполийцев — две турецких лиры, и время от времени вестовой Кутепова Федор нес на местную «толкучку» продавать генеральские сапоги или платье Лидии Давыдовны. Но сам Александр Павлович всегда был одет по всей форме, подавая пример внешнего вида прочим. Родилась даже галлиполийская примета: если Кутепов в дроздовской гимнастерке, то настроение у него доброе и на «губу» вряд ли кто попадет; если в корниловской — может быть и так и сяк, а вот если в марковской — разнос неизбежен.

Всю жизнь бывший истово верующим человеком, в Галлиполи генерал также подавал многим пример своей набожностью, он посещал все положенные церковные службы, которые всегда отстаивал целиком и по стойке «смирно», с полным благоговением. Часто посещал и три галлиполийских кладбища, где навсегда остались те, кто не перенес тягот изгнания. По инициативе Кутепова в Галлиполи был воздвигнут величественный памятник всем русским, которые нашли вечный покой в турецкой земле. Каждый галлиполиец принес для этого памятника свой камень весом не меньше четырех килограммов, дети несли гальку и щебень. 16 июля 1921 года памятник был освящен и открыт, в 1949-м — разрушен землетрясением, а в 2008-м — восстановлен.