Ночь - мой дом - Деннис Лихэйн

— Думаешь, я этого не сделаю?

— Мне плевать, если сделаешь, — отозвался Дион. — Потому что я больше не собираюсь глядеть, как ты себя опять пытаешься убить. Ты мне брат. Понял, тупой ирлашка? Ты. Больше, чем Зеппи или Паоло, упокой, Господи, их душу. И я больше не могу терять братьев, разрази меня гром! Не могу, и все тут.

Дион схватил Джо за запястье, обхватил пальцем палец Джо, лежащий на спусковом крючке, и зарыл ствол в складки у себя на шее. Закрыл глаза, сжал губы.

— А кстати, — произнес он, — когда ты туда едешь?

— Куда?

— На Кубу.

— Кто сказал, что я туда еду?

Дион нахмурился:

— Ты сейчас узнал, что мертвая девчонка, по которой ты с ума сходил, вполне себе жива и пребывает всего в трех сотнях миль к югу, и ты собираешься сидеть сложа руки? Получив такие сведения?

Джо отвел пистолет и убрал его обратно в кобуру. Он заметил, что Сэл побелел как полотно и стал мокрым, точно банное полотенце.

— Да, я собираюсь туда, — признался он. — Сразу после встречи с Мазо. Сам знаешь, как старик может заболтаться.

— За этим я к тебе и пришел. — Дион открыл молескиновую записную книжку, которую повсюду с собой таскал. Пролистнул страницы. — Мне тут много чего не нравится.

— Например?

— Едучи сюда, он со своими ребятами занял полпоезда. Слишком уж большая свита.

— Он же старый. С ним везде медсестра, а может, и врач. Да еще и четыре парня с пушками.

Дион кивнул:

— Ага, только сейчас с ним не меньше двадцати таких парней. Это тебе не двадцать медсестричек. И он занял гостиницу «Ромеро» на Восьмой. Причем всю. Зачем?

— Для безопасности.

— Но он всегда останавливался в отеле «Тампа-Бэй». И занимал всего один этаж. Безопасность гарантирована. Зачем ему целая гостиница посреди Айбора?

— Видно, с годами мания преследования крепчает, — заметил Джо.

Он думал: что он ей скажет, когда увидит? «Помнишь меня?»

Или это слишком сентиментально?

— Шеф, — произнес Дион, — послушай меня хотя бы чуть-чуть. Он едет сюда не прямо, не «Сибордом». Он отправился в путь с Центрального вокзала в Иллинойсе. С остановками в Детройте, Канзас-Сити, Цинциннати и Чикаго.

— Конечно. Там все его партнеры по части виски.

— И там же — все местные боссы. Все, кто что-нибудь значит за пределами Нью-Йорка и Провиденса. А знаешь, куда он ездил две недели назад?

Джо поглядел через стол на своего друга:

— В Нью-Йорк и Провиденс.

— Точно.

— И что ты думаешь?

— Не знаю.

— Ты думаешь, он проводит предварительную кампанию? Испрашивает разрешения нас убрать?

— Может, и так.

Джо покачал головой:

— Слишком глупо, Ди. За эти пять лет мы вчетверо увеличили прибыль его организации. До нас тут была сущая дыра. Деревня. А за последний год мы на одном роме получили — сколько там, одиннадцать миллионов чистого дохода?

— Одиннадцать с половиной, — уточнил Дион. — И его прибыль выросла больше чем вчетверо.

— Тогда какого хрена рушить хорошую вещь? Я не больше тебя покупаюсь на все эти его «Джозеф, ты мне как сын». Но он уважает цифры. А цифры — отличные.

Дион кивнул:

— Согласен, убирать нас нет никакого смысла. Но мне эти знаки не нравятся. У меня от них нутро болит.

— Это от паэльи, которую ты ел вчера на ужин.

Дион криво усмехнулся:

— Ну конечно. Может, и так.

Джо поднялся, раздвинул шторы и стал смотреть вниз, на цех. Дион беспокоится, но Диону и платят за это беспокойство, так что он просто выполняет свою работу. В конце концов все просто: всякий в этом бизнесе делает все, что делает, лишь ради того, чтобы добыть как можно больше денег. Джо это знал. И Джо добывал деньги. Целыми мешками они отправлялись вверх по побережью вместе с бутылками рома и наполняли собой сейф в особняке Мазо в Наханте. Каждый год Джо зарабатывал больше, чем в год предыдущий. Мазо был безжалостен, к тому же по мере ухудшения своего здоровья он делался все менее предсказуемым. Но главное — он был жаден. И Джо подпитывал эту жадность. Он все время набивал ему брюхо, не давая этому брюху опустеть. Зачем Мазо рисковать деньгами, сместив Джо? Никакой логики тут нет. И зачем смещать Джо, заменять его кем-то другим? Он не совершал никаких проступков. Он не брал лишнего. Он не представляет угрозы для власти Мазо.

Джо отвернулся от окна:

— Сделай все, что сможешь, чтобы гарантировать мою безопасность на этой встрече.

— Я тебе не могу гарантировать безопасность на этой встрече, — возразил Дион. — В том-то и штука. Он позовет тебя в здание, где он выкупил каждый номер. Сейчас они наверняка прочесывают все комнаты, так что я не могу туда поставить своих бойцов, нигде не могу спрятать никакого оружия. Ничего не могу. Ты пойдешь туда вслепую. А все мы останемся снаружи и тоже ничего не будем видеть. Если они решат, что ты не выйдешь из этого здания… — Дион постучал по столешнице указательным пальцем. — Значит, ты из него и не выйдешь.

Джо долго смотрел на своего друга.

— Что с тобой такое? — наконец спросил он его.

— У меня предчувствие.

— Предчувствие — еще не факт, — заметил Джо. — А факты говорят: вероятность того, что меня убьют, равна нулю. Это никому не принесет выгоды.

— Может, ты просто чего-нибудь не знаешь.

Гостиница «Ромеро» представляла собой десятиэтажное здание из красного кирпича и располагалась на углу Восьмой авеню и Семнадцатой улицы. Обычными ее постояльцами были приезжающие по делам коммерсанты, не настолько значительные, чтобы селиться в отеле «Тампа-Бэй». Гостиница, впрочем, была превосходная: в каждом номере раковина и унитаз, а постельное белье меняют через день, по утрам, а в пятницу и в субботу вечером в номер можно заказать еду. Но так или иначе, место это было не из роскошных.

У входа Джо, Сэла и Левшу встретили Адамо и Джино Валокко, братья из Калабрии. Джо знал Джино по Чарлстаунской каталажке, и они немного поболтали, проходя через вестибюль вместе с остальными.

— Где ты теперь живешь? — спросил его Джо.

— В Сейлеме, — ответил Джино. — Там не так уж плохо.

— Удалось там осесть?

Джино кивнул:

— Нашел себе славную итальяночку. Уже двое детей.

— Двое? — удивился Джо. — Ты времени даром не теряешь.

— Мне всегда хотелось большую семью. А у тебя как с этим?

Джо не собирался рассказывать какому-то головорезу, даже в столь милой беседе, о своем грядущем отцовстве.