От глупости и смерти - Харлан Эллисон

до К.С., как наш карнавал отправили в кутузку, потому что на нашем шапито орудовало слишком много щипачей, левушниц и маклеров… – Я ждал реакции, его глаза удивленно округлились.

– А что все это значит, мистер Розенталь?!

– Ага! Тебя бы точно не взяли работником карнавала. Ты даже не знаешь специального жаргона.

– Пожалуйста, мистер Розенталь, пожалуйста, расскажите!

– Значит так, К. С. – это Канзас-Сити в штате Миссури… не путай с Канзас-Сити в Канзасе. У этого, из штата Миссури, с другой стороны реки – город Уэстон. А кутузка – это тюрьма…

– Так вы были в тюрьме?

– Конечно, малыш Гас. Но давай я тебе все объясню. Щипачи – это карманники, левушницы – женщины-воровки, а маклеры – мошенники, подделывающие чеки. Ну а шапито – это наша труппа.

– И что было дальше, расскажете?

– Один из этих плохих парней, щипач, залез в карман помощника окружного прокурора, вот нас и упекли в тюрьму. Но через какое-то время всех выпустили под залог, кроме меня и гика. Меня, потому что я не сказал им, кто я такой, так мне не хотелось возвращаться домой, а гика – потому что в любом городе можно было найти конченого алкаша, который согласился бы играть в балагане роль гика.

– А кто такой этот Гик?

– Шестидесятилетний алкоголик. Он настолько погряз в своем пьянстве, что превратился практически в зомби… совсем слетел с катушек. Его называли «Существом», и он жил в переносном колодце, который мы возили с собой. Он откусывал головы змеям, ел живых цыплят и спал в собственном говне. И все за бутылку джина, которую он выпивал каждый день. Меня заперли в вытрезвителе вместе с ним. Как же там воняло! Пары спирта смешивались с запахом его пота, меня от этого тошнило. Этот запах я никогда не забуду. А на третий день он свихнулся. Ему не давали джин, и он озверел. Взобрался вверх по решетке вытрезвителя – большого помещения, отделенного от остальных камер, – стал биться головой о решетку и потолок, пока не свалился вниз и лежал там, хрипел, источал вонь, а его лицо стало похоже на большой шмат сырого мяса.

Боль в животе усилилась. Я отвел Гаса обратно на Хэрмон-драйв и подождал, пока он уйдет домой. Я похудел и весил около ста десяти фунтов. Одежда стала мне велика. Прыщей и нарывов становилось все больше. От меня пахло гамамелисом. Поведение Гаса становилось все более асоциальным.

Я понимал, что происходило.

В своем прошлом я был чужеродным элементом. Если я задержусь здесь чуть дольше, то одному Богу известно, что произойдет с маленьким Гасом… а вот я точно совсем зачахну. Возможно, просто исчезну. И тогда… тогда и Гас тоже лишится своего будущего? Этого я не знал; но мой выбор был очевиден. Я должен был вернуться обратно.

И не мог этого сделать! Здесь я был счастлив, как никогда прежде. После того, как я появился в жизни Гаса, ему больше не приходилось сносить издевки и побои. Мальчишки знали, что теперь за Гаса есть кому заступиться. Но Гас стал совершать все больше неразумных поступков. Он воровал из магазина игрушечных солдатиков и комиксы, не слушался родителей. И все становилось только хуже. Я должен был вернуться.

Я сказал ему об этом в субботу. Мы пошли в кинотеатр «Озеро» смотреть вестерн с участием Лэша Ларю и «Людей-кошек» Вэла Льютона. Когда мы вернулись обратно, я припарковал машину на Ментор-авеню, и мы пошли в большую, прохладную, темную рощу, раскинувшуюся между Ментор-авеню и Хэрмон-драйв.

– Мистер Розенталь, – сказал Гас с расстроенным видом.

– Да, Гас?

– У меня проблема, сэр.

– Что случилось, Гас? – У меня болела голова. Над правым глазом как будто все время втыкали иголку. Давление.

– Мама хочет отправить меня в военное училище.

Я тут же все вспомнил.

«О боже!» – подумал я. Это было ужасно. Так нельзя поступать с детьми вроде Гаса.

– Родители говорят, это все потому, что я плохо себя вел. Говорят, что пошлют меня туда на год или два. Мистер Розенталь… не позволяйте им увезти меня. Я не хотел быть плохим. Я просто хотел быть вместе с вами.

Сердце гулко стукнуло в груди. Потом еще раз. И еще.

– Гас, мне нужно уехать.

Он уставился на меня, и я услышал тихое всхлипывание.

– Мистер Розенталь, заберите меня с собой. Пожалуйста! Я хочу побывать в Галвестоне. Мы можем перевозить динамит в грузовике в Северной Каролине. Можем поехать в Матаватчан в Канаде обрезать верхушки деревьев, можем ходить под парусом, мистер Розенталь!

– Гас…

– Мы можем пойти работать в карнавал, мистер Розенталь. Собирать арахис и апельсины по всей стране. Можем автостопом добраться до Сан-Франциско и прокатиться по канатной дороге. Можем путешествовать в товарных вагонах, мистер Розенталь… честное слово, я не буду высовывать ноги, чтобы поболтать ими. Я помню, вы говорили, что двери вагона закрывают, когда его прицепляют к составу. Я буду держать ноги внутри, честное слово…

Он плакал. Голова страшно болела. Но он же плакал!

– Гас, мне пора!

– Вам наплевать! – крикнул он. – Вам наплевать на меня, и что со мной будет! Вам все равно, даже если я умру… вы не… – Ему не нужно было произносить эти слова вслух: «Вы не любите меня».

– Люблю, Гас. Клянусь Богом, люблю!

Я поднял на него глаза. Я считал его своим другом, но это было не так. Он позволил им отправить меня в военное училище.

– Что б вам сдохнуть!

О боже, Гас, я уже умер! Я повернулся и выбежал из рощи, а потом смотрел, как он тоже выбегает из рощи.

Я уехал. На громоздком зеленом «Плимуте» с подножкой и тугим рулем. Голова кружилась. Перед глазами все плыло. Я чувствовал, как постепенно угасаю.

Мне казалось, что я оставил прошлое позади, но маленький Гас, выбежав из леса, последовал за мной. И тогда я вдруг вспомнил… но почему я ничего этого не помнил раньше? Как только я двинулся по Ментор-авеню, я вышел из леса, увидел отъезжающую большую зеленую машину и со всех ног побежал за ней. Мне хотелось только одного: уехать вместе с ним, с моим другом, со мной. Я нажал на педаль сцепления и переключился на первую скорость, отъехал от тротуара, и в этот же момент я добежал до автомобиля и запрыгнул на заднее крыло, подтянув ноги и вцепившись в ручку багажника. Машину вело из стороны в сторону, глаза слезились, все сначала казалось синим, потом – зеленым, я из последних сил цеплялся за жизнь, держась за холодную ручку багажника. Другие автомобили резко объезжали нас, бешено сигналили, пытались