Цветок камалейника - Ольга Громыко

— Ах ты скотина храмовная! — вырвалось у Радды.

Йер иронично поклонился, принимая комплимент.

— У меня не так уж много времени, Архайн, — спокойно произнес жрец. Казалось, «благородный» поступок врага только добавил ему уверенности в своих силах. — Может, мы все-таки начнем поединок?

— К твоим услугам… брат. — Приближенный выступил из-под навеса. Критически оглядел засаженный яблонями двор, поморщился и пошел к речному берегу, ровному и широкому.

Намокшая и отяжелевшая мантия полетела на траву. Архайн неспешно закатал рукава, проверил завязки сапог и рубахи.

Оставшиеся под навесом люди напряженно вглядывались в две смазанные дождем фигуры, разделенные четырьмя семериками шагов. Река клокотала и пенилась, холодный сырой воздух щипал ноздри.

Оба бойца взялись за плети и замерли.

Радда судорожно стиснула руку Джая.

— Не бойся, — шепнул парень, уже видевший подобное. — Пока они только взывают.

На один жуткий миг Бренту показалось, что Привратница, потрясенная изменой жреца, окончательно от него отвернулась. Но уже через секунду внутри разлилось знакомое тепло, и плеть начала наполняться силой. Медленно, обстоятельно, тяжелея даже на вес.

Как и положено после четвертой инициации.

— Так вот какая у тебя глина[48], — с оттенком презрения заметил Архайн. По сравнению с прошлым поединком враг стал сильнее — но и он тоже. Приближенный К Двуединому мог потягаться даже с прислужником Твари, прошедшей все пять инициаций. Теоретически, разумеется. Место в этом мире было только для одного бога.

Брент промолчал. Сейчас он был уже не человеком — обнаженным оружием, зажатым в руке судьбы. Неспособным ни удивляться, ни радоваться.

Только сражаться.

— Что ж ты, тваребожец, плетью пользуешься? — Йер укоризненно покачал головой — и внезапно, почти без замаха, ударил. Кожаное витье продлилось в туманное, осенив добрую половину лужайки.

Брент пригнулся. Прикосновение плети означало мгновенную смерть, но суть поединка была не в этом. Архайн и не надеялся задеть жреца, хотя, разумеется, попытался.

Шелест сменился въедливым свистом. Капли вытянулись в тончайшие ледяные стрелки и густо утыкали землю, придав траве серебристый оттенок.

Порыв теплого ветра — и лужайка снова зазеленела. Брент опустил руку со щитом-петлей из плети, позволив ей свободно обвиснуть.

— Ну а ты мне что покажешь? — Архайн стоял в прежней расслабленной позе, чуть двигая кистью. Кончик плети плясал по земле, словно подманивая шаловливую кошку.

Лужайку заволокло туманом. Брент беззвучно шагнул влево на случай, если йер ударит вслепую, и тут же снова взмахнул плетью. В белом мареве что-то затрещало, но коротко и неубедительно.

— В прятки хочешь поиграть? — донесся из него насмешливый голос Архайна, и туман сдернули, как простыню с веревки. Удар — на сей раз по земле — и на жреца понесся невидимый плуг с отвалом в человеческий рост. Комья подлетали на высоту крыши, некоторые докатились аж до порога дома.

Брент вздрогнул, но остался стоять. Когда «плуг» уже должен был развалить его вместе с дерном, борозда внезапно оборвалась, потускнела и растаяла. Зато с обеих сторон от жреца проявились торчащие из земли колышки из туго свитых корней.

Архайн поморщился. Купить тваребожца на иллюзию, заставив отпрыгнуть, а то и повалиться на землю, не удалось. Да и вообще йеру уже надоело скакать по лужайке, как пацану с пастушьим кнутом. Ничего нового он не увидел, только промок до нитки.

Выждав, пока Брент снова взмахнет плетью, Архайн, не пытаясь разгадать его замысел, без затей нанес встречный удар.

Плети сплелись концами, свились в мертвый узел. Жрец оторопело дернул рукоять к себе, йер уперся, покрепче стиснул ладонь — и погнал воззванную силу сквозь вервие.

Брент был вынужден сделать то же самое. Узел окутался дрожащим воздухом, как раскаленный уголь. С одной стороны в него вливались огонь Границ, гул подземного потока, капающий со жвал яд …

С другой — беззаботно щебечущие птицы, распускающиеся на рассвете цветы, тычущиеся в материнское брюхо щенки, танцующие над лугом бабочки, играющие в одуванчиках дети…

Вливались — и умирали в агонии, заставляя пославшего их на смерть переживать ее вместе с ними.

Опомнился жрец уже лежа на земле. Вместо прикрепленной к рукояти петли запястье косо опоясывал ожог. От плети не осталось даже угольков. Брент попытался перевернуться хотя бы на бок — и не смог. Глаза с трудом сфокусировались на стоящем в ногах йере.

— Ты получил, что хотел? — участливо поинтересовался он. — Прекрасно. Значит, теперь моя очередь.

— Нет! — Радда внезапно оттолкнула парней и кинулась под дождь. — Не смей! Не трогай его, ты, мразь!

Хруск догнал ее уже в начале лужайки, с силой пихнул в спину. Девушка зарылась лицом в землю, крик оборвался. В следующий момент старшой сам получил в ухо от Джая и растянулся рядом с Раддой, а Тишш для надежности впился ему в щиколотку. Обережь с возмущенным ревом рванула фьеты из ножен, ЭрТар засадил ногой в пах ближайшему бойцу и отпрыгнул назад…

Архайн мельком глянул на образовавшуюся свалку, усмехнулся и в последний раз взмахнул плетью.

Брент машинально вскинул руку к лицу, заслоняясь от рассеченного плетью неба, и...

Время застыло, словно гребень готовой обрушиться на людей, но внезапно оледеневшей волны. Пространство расслоилось, позволив заглянуть во все пласты разом, увидеть, как…

...сталкиваются пепельные берега, а выплеснувшаяся лава запекается на земле уродливыми шрамами…

…мечутся, корчатся или бесследно растворяются пришлые твари — что крылатые и шипастые, что закутанные в бордовые мантии…

…размыкаются малиновые купола бутонов, вокруг которых нетерпеливыми бабочками увиваются камальки.

Привратница выдержала последнее испытание.

И все вспомнила.

Точнее, вспомнили.

Тщетно просить побег камалейника указать на то, чего нет. Что только начинает быть, причудливой мозаикой рассыпавшись вокруг ростка.

Ведь дхэры не убили Привратницу. Это так же невозможно, как уничтожить землю, ветер, воду…

Их можно только разделить.

Но и тогда они никуда не исчезнут.

Части, безудержно стремящиеся к объединению. Чувствующие и неумолчно зовущие друг друга сквозь время и расстояние.

«На ее стороне играет судьба», — сказал безумный пророк, оказавшийся умнее их всех вместе взятых.

Она родилась через год, как и положено. И еще через два. И через пять. И через двадцать…