Посланник - Анастасия Парфенова

Первого противника Посланник поймал ещё в полёте, косым ударом распоров ему грудную клетку и скорректировав его траекторию так, чтобы тот врезался во второго. За это время Леек успел разобраться с третьим, который получил колющий удар в узкую щель между рёбрами (добраться до лёгких, защищённых гораздо лучше, нежели у человека, было сложно, но у Леека в последние годы накопилось ой как много практики), и с четвёртым, удостоенным лишь раздробившего трахею пинка в горло. Тут пришлось не глядя ударить за спину, вогнав клинок в солнечное сплетение начавшему подниматься второму.

Корабль вновь содрогнулся, и Посланник прыгнул на нижнюю палубу, в полёте снеся кому-то голову и ударом ноги вышибив ещё кому-то зубы. Приземлившись за спинами нападающих, Леек всадил клинок в оказавшуюся рядом спину и вновь подпрыгнул, уходя на следующую палубу. Он давно уже приучил себя драться холодно и расчётливо, не позволяя ужасу происходящего задеть себя. Война — это массовое убийство, целью которого является уничтожение как можно большего числа противников. Честь тут уместна ровно настолько, насколько её существование признает противник.

Этот противник существование чести признавал. Но только по отношению к себе подобным. На людей, да и на бежавших из мира курдж последователей «Старых богов», подобные категории не распространялись. Люди отвечали им тем же. Это ещё изменится. Но не сейчас. Не тогда, когда на одном из миниатюрных корабликов, прикрываемых гибнущим флагманом, спрятана под надёжной охраной Сэра.

Спрятана? Под надёжной охраной?

— Бей их!!!

Звонкий голос разнёсся над содрогающимся в последней агонии кораблём, и Леек дёрнулся, будто его огрели раскалённым хлыстом.

— Ко мне, хозяева пустыни! Защитите свою махараджани!

Тонкая фигурка метнулась в самую гущу бойни, окружённая сиянием изумрудной магии и щитом отчаянно пытающихся прикрыть её телохранителей. Корабль точно взорвался. Загнанные в угол, приготовившиеся умирать люди вдруг поворачивались и набрасывались на торжествующих захватчиков, точно воплощения ярости. Леек сам не помнил, как сорвался с места, но вдруг обнаружил, что успел врезаться в общую свалку с тыла, прорубая себе дорогу и поливая при этом нелюдей многоэтажной руганью на их же собственном языке... Впрочем, разлетающиеся в разные стороны нелюди тут были совершенно ни при чём. Глупцам просто не повезло оказаться между Посланником и одной упрямой девчонкой, которой он вознамерился всыпать по первое число...

* * *

«Виктория?»

Она пробормотала что-то сквозь сон, отмахиваясь от назойливого голоса. Сказано ведь было: не будить, если не случится что-нибудь вроде новой волны Вторжения...

«Значит, пора вставать. Вторая волна Вторжения как раз на подлёте».

«Кто это го...?»

Виктория подпрыгнула на кровати, точно её подбросили.

«Natalie!»

Её вопль, наверное, мог разбудить всю планету. И разбудил. По крайней мере, уже в следующую секунду посыпались вопросительные импульсы от всей их команды. Девушка нетерпеливо отмахнулась, мысленно ища один-единственный голос.

«Ну ты и спать здорова, победительница! Пожарной сиреной не разбудишь!»

«Natalie!!!»

«Впрочем, не похоже, чтобы в ближайшем будущем у кого-то из нас была возможность как следует выспаться».

«Natalie!!!!!!!!!!!!!»

«Давай-ка выйдем в ментал. Есть разговор».

Несколько секунд Виктория могла только ошарашенно открывать и закрывать рот, затем рванулась в пространство мыслей, прожигая информационные слои стремительностью своего погружения.

Невероятно. Но не узнать этот мощный ментальный голос было невозможно. В мысленной речи Натальи всегда плескалась агрессивная, какая-то напористая сила. Не то чтобы прекрасная ведьма не могла, как та же Данаи Эсэра, приглушать свой тон до причудливой вязи смыслов и подтекстов, просто никогда не давала себе труда озаботиться такими мелочами. Она была тем, чем была. Не нравится — не её проблемы.

Виктория поспешила на зов. Belle была там, в этом туманном, нереальном мареве. Высокая, истончённая фигура в изысканно-роскошном бальном платье, окутывающем белоснежную кожу полупрозрачной вязью кружев цвета слоновой кости. По подолу и лифу рассыпался водопад бриллиантов, ткань казалось дымкой, изморозью и становилась лишь чуть-чуть плотнее в стратегически важных местах.

Виктория бросилась к всегда казавшейся ей такой холодной и высокомерной женщине, повисла у неё на шее.

— Natalie!

«Ну-уу, как однообразно! А ничего другого ты сказать не можешь?»

— Ты жива! — Избранная удивлялась сама себе. До сих пор она и не знала, сколь много значили для неё члены их маленькой группы... и какой болью аукнулся тот отчаянный крик несколько часов назад. Если на то пошло, Виктория вообще не подозревала, что для неё возможно столь свободное и бескорыстное проявление чувств. Ей казалось, что способность радостно приветствовать вернувшегося домой друга осталась в далёком-далёком, почти стёршемся из памяти, не очень-то радостном детстве.

Тонкие руки в бальных перчатках обвили её плечи, на мгновение сжали.

«Я тоже рада, что с тобой всё в порядке, сестрёнка».

И едва ли не впервые за время их знакомства в великолепно поставленном серебристом голосе не было холода. Затем старшая женщина мягко отстранилась.

Только теперь Виктория заметила, что лицо Натальи скрыто за странной, похожей на застывший белый огонь маской. И что говорила она по-прежнему мысленно, хотя здесь, лицом к лицу, можно было перейти на гораздо более привычную обеим звуковую речь. Конечно, это должно было бы насторожить, особенно в свете предполагаемой смерти собеседницы, но... Но если чужие смогли подделать знакомое, почти родное свечение этой мощной леденящей ауры, то Виктории оставалось только заняться поисками белого флага. Драться с такими врагами всё равно бессмысленно.

— Что случилось, Natalie? Почему ты кричала? Как вышла на связь? И почему раньше молчала? Что...

Новый голос, переливающийся смехом, в котором давали о себе знать подводные камни застарелой усталости, вмешался в череду выстреливаемых, как из пулемёта, вопросов.

— Что, уже о деле?! А где приветственное объятие???

— САШКА!!!

Виктория сорвалась с места и повисла на шее у второй внезапно материализовавшейся из тумана фигуре. И только потом поняла, что именно повисла: за прошедший со времени разлуки год рыжий чертёнок успел вымахать выше её на добрую голову, да ещё обзавестись широкими плечами и взрослым, почему-то затравленным выражением глаз. «Ему ведь уже пятнадцать», — ошалело подумала Избранная, когда этот знакомый и в то же время совершенно чужой молодой человек закружил её, едва ли не ломая рёбра могучими ручищами. Затем, почувствовав её смятение, насмешливо чмокнул в кончик носа и поставил обратно на ноги.

— Сашка, ты!..