Сатисфакция. Горький вкус мести - Северная Виктория

— Олег, скажи, а ты умеешь обращаться с детьми?

Мужчина нахмурился, будто бы она наступила ему на больную мозоль. Очень больную.

— А вам зачем, Дарья Дмитриевна? — спросил он, очевидно надеясь ускользнуть от ответа.

— Ох, перестань меня звать по имени отчеству, — тихо заметила Даша, — учитывая, что мы с тобой сегодня пережили, можно и на «ты» перейти!

— Хорошо, Дарья, — улыбнулся телохранитель, кивнув.

— Я не лезу тебе в друзья, — успокоила его Даша, — ты не думай. Просто я совершенно не умею обращаться с детьми, тем более с такими маленькими, как наша малютка…

— По вам и не скажешь, — заметил он, оглядывая, как нежно баюкает она девочку в своих руках.

— Не умею, — отрезала Даша, — девочку надо помыть, а я… Я боюсь это делать… Вдруг я ей наврежу.

Последние слова Беляева сказала совсем тихо, будто бы признавалась в чем-то постыдном. Олег вдруг широко улыбнулся. Даша давно знала этого мужчину, он настолько редко улыбался, что девушка окаменела, когда стала свидетельницей редкого зрелища. Про себя подметила, что телохранитель был красив грубой, мужественной красотой. И улыбка у него, несмотря на то, что он побывал в горячих точках, служил в правоохранительных органах и наверняка убивал и видел, как убивали других, была добрая.

— Сидите здесь, — сказал Олег, — думаю, что смогу что-то с этим сделать.

Даша так и поступила, осталась на месте и наблюдала, как телохранитель суетится, возится с ванночкой и какими-то баночками, набирает воду, определяет температуру.

— Как там Катя? — приглушенно спросила Даша.

Ей было страшно вспоминать, что было после родов. Катерина совершенно лишилась разума. Беляева никогда не думала, что опустившийся вид Кати может вызвать в ней сожаление. Но так получилось. Даша глянула на всё ещё спящий комочек. Ей было безумно жаль девочку, которая появилась на свет от женщины, которая совершенно не умеет любить. Как можно желать смерти этой малютке? Дико и неправильно.

— Спит, — резко ответил телохранитель, было видно, что он недолюбливает жену босса, — я ей вколол успокоительное.

Дарья больше не стала спрашивать о ней. Казалось, что стоит только заговорить о Катерине, как спокойствие и тишина ночи, которая прерывалась лишь завыванием ветра за окном, закончится и малышка, спящая в её руках, окажется в опасной близости от своей неуравновешенной матери.

— Ну, все готово, — мягко произнес мужчина, и Даша встала, чтобы передать малышку мужчине. Когда Даша оторвала девочку от себя и отдала Олегу, она проснулась и заплакала. Беляева инстинктивно чуть не выхватила её из рук мужчины, чтобы успокоить, но остановила себя. Подняв голову и посмотрев на Олега, она поняла, что ее телодвижения ни остались незамеченными. Даша потупилась и опустила руки по бокам, сжимая кулаки, чтобы не дать настырным рукам добраться до девочки.

Олег взял на руки малышку, очень профессионально стал покачивать, но девочка все также плакала, не желая успокаиваться. Плач девочки разрывал Даше сердце. Она понимала, что с ней все в порядке, но сердце все равно бешено билось, желая успокоить малютку. В итоге Даша не выдержала, сделав шаг к мужчине, она наклонилась и погладила ребенка по лобику.

— Ну, тише, малышка, тише, — нежно проворковала она, — сейчас мы тебя помоем, и чудо-телохранитель тебя запеленает, а то неумеха Даша этого делать не умеет, после чего ты поспишь, родная…

Неся милую околесицу, Дарья потихоньку успокоила малышку, которая теперь не плакала, а очень внимательно слушала странную тетю.

— Однажды ты станешь отличной матерью, Даша, — мягко сказал Олег.

Эти слова каленым железом прошлись по нервам, заставив резко отступить. Не поднимая глаз, она пробормотала:

— Думаю, ее нужно искупать.

Даше не нужно было смотреть на Олега, чтобы понять, что он удивился столь бурной реакции. Простые слова, вызвавшие сильнейшую бурю в её душе. Хорошая мать? Это вряд ли… Ей захотелось заплакать, просто плакать пока вся боль, скопившаяся за долгие годы, не выйдет из нее, будто из вскрытого нарыва гной. Вот только легче не станет, боль и чувство утраты всегда возвращаются…

— Когда-то у меня был сын, — слова Олега привлекли внимание Беляевой. Мужчина деловито начал мыть девочку. Вполне умело, будто бы постоянно этим занимался.

— Был? — спросила Даша, ужаснувшись. — Он умер?

— Нет, — вздрогнув, ответил мужчина. — Слава Богу, нет. Однажды я женился на беременной девушке. Я знал, что ребенок не мой, а у нее ситуация была безвыходная. Алена меня умоляла помочь ей, войти в ее положение. И я согласился. В то время меня самого бросила девушка. Мы с ней собирались пожениться, но однажды я вернулся из очередной командировки, а её уже не было… Мать рассказала, что все это время она от меня гуляла, и что, скорее всего, Ира уехала со своим очередным хахалем, подальше отсюда. Мне стало жаль Аленку, тем более я сам находился в сходном положении. Я чувствовал себя преданным, а Алена… Когда-то мы уже были вместе, и женитьба на ней своего рода стала протестом. Протестом против своих же чувств к Ире. Но на протесте и жалости брак не построишь. Наш брак продлился едва ли больше года, но за этот год я успел привязаться к Лешке. Ребенок полюбил меня, как отца, а я действительно считал его своим сыном. Только так не считала Алена. Вскоре она ушла от меня, лишив даже возможности видеться с Лешей. Сейчас она вышла замуж за биологического отца Лешки, а сына я не видел уже четыре года.

— Мне очень жаль, — тихо произнесла Даша.

Очень грустная история. Как можно быть настолько бессердечной и не позволять видеться с ребенком? Возможно, он не настоящий отец, но он желал им быть и помог ей и ее ребенку, и так отблагодарить за добро?

— Мне тоже, — грустно улыбнулся Олег, практически закончив мыть ребенка. — Ну вот, осталось только запеленать.

Дальше мужчина показал, как это делать. Даша старательно запоминала, совсем забывая о том, что ребенок не её, и не ей предстоит заботиться о нем.

***

Скорая прибыла только утром. Роженицу и новорожденную сразу же забрали на обследование. Сама Даша по быстренькому смылась из дома ещё до приезда Вита. Ей почему-то сейчас совершенно не хотелось встречаться с ним.

Последующие две недели, Даша всё еще не могла решить, что делать. Плясать под дудку Беса ей совсем не улыбалось, да и мстить как-то расхотелось. Беляева не была уверенна, в чём дело, но желание сметать всё на своем пути как-то притупилось. Да, ей всё ещё было больно вспоминать прошлое, но той обжигающей агонии больше не было. Казалось, что Алиса, а именно так Вит назвал новорожденную, своим появлением заставила Дарью круто пересмотреть взгляд на этот мир. Беляева до сих пор была обижена на Виталия. До сих пор его предательство причиняло боль, но эта боль стала терпимой. Что-то внутри всё еще требовало вернуть ему боль, унизить, но Даша понимала, что её действия на прямую принесут ущерб его дочери, ведь из родителей у неё остался только Воронов.