Жизнь Людовика XIV - Александр Дюма

Герцог Орлеанский отвечал депутатам, что принцесса Конде имеет королевский приказ ехать в Бурус, но если он л этого не желает, то ей, по крайней мере, следует сделать вид, что она готова повиноваться, уехать куда-нибудь поблизости от Парижа и ожидать возвращения короля и королевы в столицу, которое состоится через два-три дня. Этот ответ вывел парламент из затруднения. Принцессе пришлось повиноваться, и она в тот же вечер уехала в Берни, откуда король, действительно возвратившийся вскоре, приказал ей ехать в Валери. Вдовствующая принцесса, потеряв всякую надежду повиновалась, но вследствие усталости и нездоровья была вынуждена остановиться в Анжервиле.

Герцогиня Лонгвиль встретилась с Тюренном в Стенэ, где они заключили договор с испанцами. Тюренн собрал войска эрцгерцога, которые находились в Пикардии и послу взятия крепости Кателе приступили к осаде города Гиза. Но этот город защищался так, что через восемнадцать дней испанцам пришлось снять осаду. Тюренн сформировал за счет испанской казны небольшую армию, увеличил ее остатками дижонского и бельгардского гарнизонов и с присоединением к нему г-д Бутвиля, Калиньи, Дюра, Рошфора, Та-ванна, Персана, ла Муссе, ла Сюза, Сент-Ибаля, Гито, Майльи, Фуа и Граммона она приняла довольно грозный вид.

Поэтому двор отправился в Компьен, а кардинал уехал в Сен-Кантен для совещания с кардиналом Дюплесси о средствах к сопротивлению Тюренну. Здесь стало известно, что дела в Гиени принимают дурной оборот. Действительно, из Монтрона принцесса Конде вступила в сношения с принцем Марсильяком, который по смерти отца принял титул герцога Ларошфуко, и герцогом Буйонским, склонившим на свою сторону Тюренна и выпустившем воззвание к дворянству Оверни и Пуату. Дворянство собрало около 2500 войска. 14 мая принцесса с сыном, герцогом Энгиенским, прибыла в Мориак, где они были встречены с воодушевлением и клятвой не оставлять оружие до тех пор, пока арестованные принцы не будут освобождены.

В Бордо принцесса с сыном отправилась по Дордону на барке, войско следовало по берегу с развернутыми знаменами и при звуках труб. После нескольких стычек с неприятелем все прибыли в Кутра, где узнали, что Бордо готов принять принцессу и ее сына, как на то и рассчитывали, с тем, однако, условием, что войско, их сопровождавшее, которое показалось городскому магистрату слишком многочисленным, осталось вне города. Условие было принято, и принцесса въехала в Бордо при возгласах: «Да здравствует принц Конде! Да здравствует герцог Энгиенский! Да здравствует принцесса!» В то время как принцесса с сыном въезжали в одни ворота, посланец от двора въезжал в другие. Принцессу уведомили, что этот посланник находится в большой опасности, что народ разорвет его, если никто не заступится. Рассуждали несколько минут — не лучше ли будет предоставить несчастному бежать, дабы дать двору понятие о настроениях в Гиени, но сострадание взяло верх и принцесса Конде велела объявить, что она просит пощадить этого человека — его пощадили.

Парламент объявил, что он рад приезду принцессы в город и она может безопасно в нем жить, но с условием не предпринимать ничего против короля. В ответ двор опубликовал декларацию всем парламентам Франции, в которой герцогиня Лонгвиль, герцог Буйонский, виконт Тюренн и герцог Ларошфуко объявлялись виновными в оскорблении величества.

Вскоре с юга стали приходить известия все более неблагоприятные. Принцесса Конде возобновила в Бордо сцены, происходившие в парижской Думе. Как и герцогиня Лонгвиль она играла роль королевы, принимала испанских послов, заключала с ними договоры, отказывалась принимать письма от маршала ла Мейльере, обращалась через парламент Бордо к парламенту Парижа, поручила герцогам Ларошфуко и Буйонскому, находившимся за стенами города, занять в самом городе два важнейших пункта.

В это время пришло известие, что испанцы сняли осаду города Гиза, и двор несколько успокоился, решив теперь идти против принцессы, как прежде предпринимал поход против герцогини Лонгвиль. Герцог Орлеанский был назначен генералом-наместником королевства по эту сторону Луары, а король, королева и кардинал отправились в путь, оглядываясь, правда, с таким же беспокойством, с каким глядели вперед. Следствием медлительности было то, что на переход от Парижа до Либурна понадобился почти месяц, а между тем придворная газета объявляла, будто поход совершается большими переходами. Первым делом королевы по прибытии в Либурн были строгости, за что последовало жестокое возмездие.

В двух лье от Бордо находился городок Вайр с небольшим замком, комендантом которого был некто Ришон. Королева приказала взять крепость, и Ришон, бывший собственно не военным, а камердинером герцога Ларошфуко, не мог долго держаться. Вайр был взят, и совет присудил повесить Ришона за то, что он осмелился сопротивляться королю, не будучи дворянином. Об этой казни, последовавшей в Либурне, повествует Бриенн, сын графа Бриенна, о котором мы уже говорили. Этот сын лежал тогда в оспе, а казнь послужила ему развлечением. «Я имел удовольствие, — пишет он, — смотреть из окон, как казнили бунтовщика».

Казнь, бывшая для Бриенна «развлечением» заставила жителей Бордо сильно за себя опасаться. Она предвещала жестокости, и многие уже заговорили о мире, тогда предводители партии принцев решили одним жестоким поступком привести народ в положение взбунтовавшегося против законной власти. Для этой цели задумано было повесить одного офицера из роялистов, которых много было взято в плен во время набегов, сделанных бордосцами. Выбор пал на барона Канолля, майора Навайльского полка — красивого и храброго офицера, жившего в Бордо под честное слово и принимаемого в лучших домах города. Барон был в гостях у одной дамы, за которой ухаживал, и спокойно играл в карты, когда посланные за ним объявили, что его вызывают на военный совет. В совете председательствовали принцесса и герцог Энгиенский, то есть женщина и ребенок; барона Канолля единогласно осудили на смерть.

Только с большим трудом смогли довести несчастного до виселицы — народ желал растерзать жертву. Стража довела осужденного до места казни, и она совершилась. Офицер шел на казнь с хладнокровием и преданностью воле Божьей.

С этого времени в Бордо никто более не говорил о сдаче. Смертный приговор над Каноллем был одобрен депутатами парламента, синдиками и всеми офицерами гражданских рот.

Началась осада Бордо, которая, если верить рассказу Бриенна, произвела страшное впечатление на Луи XIV, которому тогда не было и 12 лет. Однажды, когда юный король был на берегу Дордона, где хотел посмотреть, как объезжают восьмерку лошадей для королевы, один придворный служитель подошел к нему и, видя, что тот задумался и смотрит в противоположную сторону, а не на объезжаемых лошадей, вдруг заметил, что король плачет. Тогда Бриенн взял его за руку и, целуя ее, сказал:

— Что с вами, ваше величество? Мне кажется, вы плачете!

— Тише! — ответил король. — Молчите! Я не хочу, чтобы кто-нибудь видел мои слезы, но будьте спокойны, я не всегда буду ребенком и эти бездельники бордосцы заплатят мне впоследствии за все, Бриенн! Придет время, я накажу их! — Эти слова, в особенности чувства, ими выраженные, казались странными в таком маленьком ребенке.