Барклай-де-Толли - Сергей Нечаев

После трехдневного отдыха войска начали готовиться к смотру. 26-го числа назначен был опыт смотра сего. Ожидали к нему одного фельдмаршала Барклая-де-Толли; но когда полки и артиллерия построились в каре, государь император нечаянно обрадовал их своим присутствием. Его Величество встречен и сопровождаем был радостным “Ура!” — сим верным отголоском побед и любви русских воинов к царю своему. Движениями войск государь был очень доволен: прекрасный опыт ручался за прекраснейшее исполнение в глазах знаменитых зрителей.

Поля Вертю как будто нарочно образованы природой для смотра многочисленной армии. Расстилаясь с одной стороны на несколько верст гладкою равниною, на которой не мелькает ни одного куста, ни одного скромного ручейка, представляют они с другой стороны остроконечный холм, с которого взор может в один миг обозреть все обширное пространство их.

29-го происходил самый смотр. Первые монархи мира (вместо некоторых из них представители их), первые полководцы нашего века прибыли на поля Шампани быть зрителями и вместе ценителями могущества России. Они увидели в день сей, на какой степени должна стать между государствами сия Царица Севера, чего могут страшиться от сил ее и надеяться от известной правоты ее и миролюбия; они увидели, что ни многолетние войны, ни чрезвычайные средства, употребленные Россией для сокрушения колосса, возвысившегося на могуществе нескольких держав, не могли истощить силы ее; они узрели ныне оные в новом блеске и величии — и принесли ей на весы политики дань изумления и уважения.

В 6 часов утра 163 тысячи русского войска прибыли на равнины Вертю и стали в нескольких линиях в боевом порядке. Монархи и сопровождавшие их полководцы различных держав прибыли вскоре на гору Монт-Эме. В рядах все было слух, тишина и неподвижность; все было одно тело, одна душа! Казалось в сии минуты, что войска были сплочены в неподвижные стены. Начальник и рядовой ожидали удара вестовой пушки (по которой должны были исполняться все маневры). Задымился холм; перун грянул — и все пришло в движение. Музыка, барабаны и трубы загремели во всех линиях, развевавшиеся знамена преклонены долу, и тысячи рук одним мановением отдали честь государям. Вскоре все войско претворилось снова в тишину и неподвижность. Но вестовой перун вновь раздался — и все восколебалось. Линии начали делиться; отрывки их потекли по разным направлениям; пехота и тяжелые орудия ее шли скорым шагом; конница и летучая ее артиллерия неслись, казалось, на крыльях ветра. В несколько минут, с разных пунктов на пространстве нескольких верст, войска прибыли все вместе на места назначения своего и образовали вдруг неподвижный пространный каре, коего передний, правый и левый фасы составляла вся пехота, а задний — вся кавалерия (несколько отдельно от пехоты). В сие время государи съехали с горы и при громогласном “Ура!” объехали весь каре. Потом стали они на месте, удобном для обозрения полков, готовящихся к церемониальному маршу. Войска, построившись в густые колонны, составляя оные из двух батальонов рядом, имея за каждой бригадой свою артиллерию — своя пехота прежде, а потом вся конница — пошли таким образом мимо государей. Порядок и блеск шествия сего многочисленного войска изумили иностранцев тем более, что в числе оного не была и гвардия, сия лучшая, самая блестящая часть Русской армии. <…>

Смотр кончился беглым огнем из 160 тысяч ружей и 600 орудий. Можно вообразить об ужасном громе, ими произведенном. Казалось, земля раздираема была на части, и вся окрестность стонала» [77. С. 276–280].

Знаменитый британский полководец Веллингтон сказал, «что он никогда не думал, что армию можно довести до столь великого совершенства» [11. С. 383].

Прославленный адмирал Сидней Смит добавил:

— Этот смотр есть урок, даваемый императором российским прочим народам [11. С. 383].

Всего в смотре, по данным генерала А. И. Михайловского-Данилевского, было задействовано 150 554 человека — в том числе 87 генералов, 433 штаб-офицера и 3980 обер-офицеров, при 540 орудиях, и он превзошел все ожидания [97. С. 317]. Все полки «были доведены до совершенства», и «в продолжение церемониального марша… никто не сбился с ноги» [11. С. 383].

Император Александр, очень довольный смотром, произнес:

— Я вижу, что моя армия — первая в свете; для нее нет ничего невозможного, и по самому наружному ее виду никакие войска не могут с нею сравниться [11. С. 383].

«Когда иностранцы, бывшие в Вертю, разъехались, государь лично занимался выбором людей в гвардию и в гренадеры; провел весь день в поле, был отменно весел, подъезжал к каждому полку, приветствовал их и наградил многих генералов. Фельдмаршал граф Барклай-де-Толли возведен в княжеское достоинство» [97. С. 337].

Произошло это 30 августа (11 сентября) 1815 года, причем Михаил Богданович был возведен в княжеское достоинство Российской империи вместе с нисходящим потомством с формулировкой: «За оказанные в продолжение минувшей войны с французами неоднократные важные Отечеству услуги, последствием коих было, наконец, заключение мирного трактата в Париже, и за заслуги по устройству войск, двинутых в нынешнем году во Францию, за заведенный в оных порядок, сохранение строжайшей дисциплины в землях иностранных, чем имя российского воина еще более прославлено, и за воинскую исправность, найденную в войске при сделанном у города Вертю смотре».

Как мы помним, Михаил Богданович получил графский титул «за заслуги в четырехдневном достославном сражении при Лейпциге и новые опыты отличного мужества», а чина генерал-фельдмаршала он был удостоен за взятие Парижа. Но вот чтобы стать князем, ему оказались не нужны ни сражения, ни победы. Достаточно было просто организовать потрясающий по своей красоте парад.

К сожалению, как мы помним, в это время «этот полководец, заслуживший название российского Фабия, начинал уже чувствовать ослабление сил, изнуренных ранами и трудами. Перед началом похода 1815 года он желал на некоторое время удалиться от дел для отдохновения. Государь соизволил на его просьбу, но… движение войск во Францию воспрепятствовало отпуску» [97. С. 338].

* * *

Позже, в январе 1818 года, был Высочайше утвержден необычайно пышный княжеский герб Барклая-де-Толли.

Гербовый щит на нем был помещен на развернутой горностаевой мантии, увенчанной княжеской короной. Он был разделен на четыре части с помещением в разрезе их пятого щитка — фамильного герба: на синем поле золотое стропило с золотыми же крестами, из которых два над стропилом, а третий — под ним, в углу его возвышения. Над этим щитком — золотое поле с российским императорским орлом.

Слева и справа от гербового щита — красные поля: на них справа — фельдмаршальский жезл, а слева — наградная шпага с надписью: «За 20-е января 1814 года». В нижней четверти гербового щита — два серебряных поля, а на них: слева — пушка и знамена, а справа — красная крепость, в воротах которой поставлен стоящий лев с мечом — символом победы.

Щитодержцы — два золотых льва. Гербовый щит украшен графской короной; над нею — три шлема.