Барклай-де-Толли - Сергей Нечаев

После этого Барклай-де-Толли приказал приостановить наступление, ожидая вступления в дело запоздавшей Силезской армии Блюхера и войск кронпринца Вильгельма Вюртембергского. Однако выяснилось, что Блюхер слишком поздно получил диспозицию и не смог занять назначенных ему мест, а кронпринца нельзя ожидать ранее чем через несколько часов.

Позднее Блюхер оправдывался тем, что его армия запоздала с началом штурма из-за канала Урк, который не был нанесен на карты и который пришлось долго и трудно форсировать.

У А. И. Михайловского-Данилевского читаем:

«Сбив неприятеля с высот между Роменвиллем и Пантеном, граф Барклай-де-Толли приказал полкам, большей частью рассыпанным в стрелках, собраться и остановить дальнейшее наступление, надеясь, что приближение Силезской армии и наследного принца Вюртембергского даст средства овладеть Бельвиллем с меньшим пожертвованием людей и времени. Он также подкрепил пехоту Астраханским и Псковским кирасирскими полками, которые сделали две удачные атаки на стрелков, прогнали их до Бельвилльских батарей и взяли в плен французского генерала. Тем кончилось первое действие битвы, где ни правое, ни левое крыло союзных армий не принимали участия и дрались одни русские» [99. С. 401].

Лишь примерно в одиннадцать часов корпуса Йорка и фон Клейста приблизились к укрепленному селению Лавилетт, что на севере от Парижа, а корпус А. Ф. Ланжерона пошел на Монмартр, высокий холм, господствующий над Парижем.

Когда у Лавилетта разгорелся упорный бой, французы возобновили нападение на Пантен, но прибытие Силезской армии решило судьбу битвы.

Именно в это время, наблюдая с Монмартрского холма огромное превосходство союзных сил, командующий французской обороной Жозеф Бонапарт, старший брат Наполеона, решил покинуть поле боя…

* * *

Примерно в час дня колонна кронпринца Вильгельма Вюртембергского перешла Марну и атаковала крайний правый фланг французской обороны с востока, пройдя через Венсеннский лес и захватив селение Шарантон.

В это же время Барклай-де-Толли возобновил наступление в центре, и вскоре пал Бельвилль.

Князь Горчаков взял Шарон, дивизия генерала Д. И. Пышницкого из корпуса Евгения Вюртембергского выбила французов из Пре-Сен-Жерве, захватив 17 орудий, туда же ворвался и генерал А. П. Ермолов, взяв 10 пушек, а корпус М. А. Милорадовича отбил у французов 7 орудий на Менильмонтане.

«В ту минуту главными помощниками графа Барклая-де-Толли были генералы, имена коих никогда не умрут в русской армии, граф Милорадович и Раевский. Милорадович командовал резервами, состоявшими из гвардейского и гренадерского корпусов и бригады прусской и баденской гвардии; у Раевского были корпуса принца Евгения и князя Горчакова» [99. С. 405].

Тем временем пруссаки Блюхера наконец-то выбили французов из Лавилетта.

У А. И. Михайловского-Данилевского читаем:

«В союзных армиях выбыло из строя в Парижском сражении 9093 человека; в том числе 153 вюртембергца, 1840 пруссаков и 7100 русских. Потеря была бы менее значительна, если бы Блюхер своевременно получил диспозицию к атаке; тогда Барклай-де-Толли произвел бы нападение совокупно с ним, французы были бы принуждены раздробить силы свои на всем протяжении боевой черты и не могли бы в продолжение большей части утра обращать войска туда, где исключительно находились русские. Хотя в союзных армиях состояло до ста тысяч человек, а у французов сорок пять тысяч, количество сражавшихся с обеих сторон войск с пяти часов утра до одиннадцати было почти одинаково, ибо Силезская армия вступила в бой незадолго до полудня, а наследный Вюртембергский принц, имевший в резерве графа Гиулая, не прежде второго часа открыл огонь. Сверх того, во время боя Раевского и Барклая-де-Толли с Мармоном выгоды местоположения были совершенно на стороне неприятеля, давая ему тем значительный перевес над нами. Следственно, французы напрасно утверждают, что сто тысяч союзников, сражаясь весь день, едва могли превозмочь войска, в половину малочисленнейшие. Когда все сто тысяч вступили в дело, победа была решена скоро; трофеями были: поле сражения, 86 орудий, 2 знамени, 1000 пленных и, наконец, сдача союзникам Парижа» [99. С. 419–420].

Французы потеряли «до 4000 человек, еще около 1000 попало в плен» [80. С. 791].

К этому можно добавить следующее: атака на Париж была подготовлена из рук вон плохо. Союзное командование не показало нужного единства, оно предпочитало действовать числом, а не умением, но при этом бросало в самое пекло исключительно русские войска. В результате, русские понесли очень большие потери, составившие 78 процентов от общих потерь союзников.

Тем не менее на всех направлениях союзники рано или поздно вышли непосредственно к городским кварталам, и вот уже бои закипели на улицах Парижа. Видя это, маршал Мармон, желая спасти многотысячный город от разрушения, отправил парламентеров к русскому императору. Александр I ответил, что «прикажет остановить сражение, если Париж будет сдан: иначе к вечеру не узнают места, где была столица» [99. С. 410].

* * *

В ночь с 18 на 19 (с 30 на 31) марта маршал Мармон, посчитав дальнейшее сопротивление бессмысленным, заключил с союзниками перемирие и отвел остатки своих войск на юг от столицы.

Вот этот-то факт, кстати сказать, и инкриминируется Мармону. Очень многие историки утверждают, что он сдал Париж, встав на путь предательства. Очень часто при этом употребляются такие слова, как «измена» и «капитуляция». А. З. Манфред, в частности, утверждает, что Мармон «изменил воинскому долгу и открыл фронт противнику» [86. С. 664]. Только вот вопрос: почему в том же самом не обвиняется маршал Мортье, все время находившийся рядом с Мармоном и тоже согласившийся на сдачу Парижа? Вопрос без ответа.

Войска в Париже находились под командованием Жозефа Бонапарта. Видя, что дальнейшее сопротивление не имеет больше смысла, маршал Мармон решил срочно связаться с Жозефом Бонапартом, но того на месте уже не оказалось.

В своих «Мемуарах» маршал Мармон пишет:

«Я получил от короля Жозефа разрешение на ведение переговоров о сдаче Парижа иностранцам. 30 марта он писал: “Если господа маршал герцог Рагузский и маршал герцог Тревизский не смогут держаться, они уполномочиваются войти в переговоры с князем Шварценбергом и русским императором, находящимися перед ними”» [163. С. 244].

Это очень важное заявление. Мармон утверждает, что Жозеф Бонапарт, бывший его непосредственным начальником, давал ему право вступать в переговоры с противником.

Эта версия находит свое подтверждение у биографа Наполеона Виллиана Слоона, который пишет, что «Жозеф, именем императора, уполномочил Мармона вступить в переговоры» [122. С. 541], а также что у Мармона «имелись положительные инструкции спасти во что бы то ни стало Париж от разграбления» [122. С. 541].

Почему же Жозефа Бонапарта никто не упрекает в предательстве и оставлении Парижа? Еще один риторический вопрос…

* * *

Пока договаривались с французскими маршалами о сдаче Парижа, император Александр некоторое время оставался на Бельвилле и Сен-Шомоне. Потом он объезжал стоявшие вблизи полки, поздравлял их с победой и одновременно с этим произвел Барклая-де-Толли, стоявшего в Роменвилле, в генерал-фельдмаршалы.