Гардемарины. Закон парности - Нина Соротокина

Сырой, туманный город остался позади, они скакали в полной темноте. Дорога скорее угадывалась, чем виделась. Никиту охватило предчувствие неудачи. Слабым мерцанием в окнах дала о себе знать чухонская деревушка. В полверсте от нее на высоком берегу в сосновом бору стоит пресловутая дача Нарышкина, но как он найдет в кромешной тьме нужную тропу? Там и днем можно ноги сломать. А ведь это, пожалуй, забор белеет в темноте.

— Стойте, я должен объяснить, в чем дело!

— Наконец-то! — отозвался Белов. — А то у меня такое чувство, что мы просто скачем наперегонки.

— Лошадей загнали, — Корсак вытер мокрую шею лошади, — от нее валил пар, потом соскочил на землю.

Никита последовал его примеру, дальше лошадей надо будет вести под уздцы.

— Мы должны не дать сбежать барону Дицу. Он немецкий шпион и сотрудничает с Сакромозо.

— С этого надо было начать, — проворчал Белов. — За соратником Сакромозо я согласен скакать на край света.

— А мерзавка кто?

— Анна Фросс. Это она оклеветала Мелитрису. Здесь мы должны спуститься к морю. Надо найти тропу.

— А иголку поискать не хочешь! Пошли! — крикнул Александр и первым сошел с тракта в лес.

Кони упирались, пугались и фыркали недовольно, ветки хлестали по лицу, сквозь мохнатые сосны проглядывали редкие звезды. Ноги ощупывали текучий песок под ногами, искали устойчивый корень дерева, одна рука тянула за уздцы лошадь, другая цеплялась за кусты.

— Это здесь они на карете проезжали? — невинным голосом осведомился Белов.

— Не знаю я другой дороги, — огрызнулся Никита. — Можешь ты это понять?

— Чего ж не понять… Ах ты!!! — не будем доверять бумаге брань Александра, когда человек в темноте цепляется ногой за корень, а потом сползает на пятой точке куда-то вниз, то ничего вразумительного он сказать не может, так… непереводимая игра слов.

Неожиданно спуск кончился и началось сухое, заросшее вековыми елями, болото. Они шли по колено в лохматых, побитых морозом травах, кое-где были видны белые заплатки снега. Здесь уже слышен был гул моря, и ледяное дыхание его охолодило разгоряченные лица. Они сели на лошадей.

Кромка моря была сцеплена льдом. Волнам не нравилась эта хрупкая препона, они с недовольным урчанием откатывались назад и опять бросались крушить, переламывать, корежить.

— Смотри-ка, что это там за зарево?

— Пожар? Скорее!

Воображение дорисовало картину разрушения. Если горит Дицева дача, то они опоздали, беглецы скрылись. Очевидно, Алексей думал об этом же, потому что крикнул, заглушая ветер:

— Никуда твой Диц не делся. Посмотри туда! — он указал в гулкую темноту моря. Только его глаза могли рассмотреть в рассеянном лунном отблеске очертание шхуны с тонкими, словно спицы, мачтами.

— Ты хочешь сказать, что они сбегут на шхуне? Может быть, они уже там…

— Нет, паруса не поставлены, ждут… А зарево — это костер. Костер — это знак.

— А для нас — замечательный ориентир. Вперед, гардемарины!

Лошади летели вдоль моря без всяких понуканий и шпор, которые уже окровенили им бока, сходу преодолели шумящий в темноте ручей, огненный сполох быстро приближался.

Вдовый лес подступил к самой воде, в темноте уже зримы были темные очертания причудливой постройки загородного жилья. Всадники спешились, привязали к деревьям лошадей. Сквозь стволы было видно яркое пламя костра. В доме светилось только одно окно, к нему и направился Никита.

— Я обегу дом, посмотрю, где у них вход, — прошептал Белов и скрылся в темноте.

На подходе к дому Никита споткнулся о темный предмет и сразу отпрыгнул в сторону с ощущением опасности. Всмотрелся внимательно — труп. Это был мужчина в темном, неприметном платье, он уже окоченел, глаза мертвеца с полным безразличием всматривались в далекие небеса.

— Кто это? — прошептал Корсак.

— Не Диц. К окну!

Комната была освещена одной свечой, стоящей на круглом столике. Диц сидел вполоборота к окну под развесистыми лосьими рогами. На бароне был дорожный плащ, фетровая шляпа треуголка и высокие сапоги. Пристегнутая к поясу внушительных размеров шпага путалась в складках плаща, мешая барону удобно откинуться в кресле, и он поправлял ее резким, злобным жестом, словно отгонял надоевшую собаку.

— Пора, ваше сиятельство, — сказал вошедший в комнату слуга.

— Шхуна?

Слуга молча кивнул.

— А наша… э… подопечная? — барон замялся, не желая называть вслух грязную работу, предстоящую его телохранителю.

— Это недолго. Если, конечно, не будет других приказаний. Может, вы решите взять ее с собой?

Никита не стал слушать ответ Дица, надо было действовать.

— Ты у окна! — бросил он Корсаку и кинулся за угол.

Около низкой двери с двумя уходящими вниз ступенями Белова не оказалось. Может, это черный ход? Никита все-таки толкнул дверь, и она покорно отворилась. Он очутился в маленьком, продолговатом, темном помещении. Очевидно, это были сени перед входом в подвал или в кладовую. Он уже хотел выскочить на улицу, как дверь на противоположной стене распахнулась, и в проеме возник слуга, в правой руке он держал шандал о двух свечах, левая сжимала длинный, ядовито-блестящий нож. Придя со света, он не сразу увидел Никиту, а может быть, принял его за кого-то другого, потому что несколько секунд всматривался в темноту. Лязг выхваченной из ножен шпаги помог ему оценить обстановку.

— Нападай! — крикнул он истошно и с силой метнул в противника не нож, как тот ожидал, а шандал.

Никита отскочил, но шандал больно ребром ударил по плечу. Он бросился за слугой, но тот прямо перед носом захлопнул дверь и запер ее на задвижку.

— Мерзавец лопоухий! — Никита по инерции продолжал барабанить кулаком в дверь.

Его отрезвил раздавшийся снаружи голос Белова:

— Алешка, держи его! Уйдет!

Никита стремглав выскочил из дома, еще раз завернул за угол. Сколько же у этого дома углов? У сложенных штабелями дров Александр яростно бился с лакеем, а по длинному, далеко уходящему в море причалу бежал барон Диц. Непонятно, через какую дверь он выскочил, но бежавшего за ним Корсака он опередил метров на пятнадцать. Бегать барон умел, от длинного плаща и мешавшей шпаги он уже избавился, теперь содрал с головы шляпу вместе с париком и швырнул их в сторону. Пламя костра осветило на миг его взмокший на лопатках камзол и густые, светлые, щеткой стоящие на затылке волосы. Добежав до конца причала, он с ходу прыгнул в ялик. Одного рывка было достаточно, чтобы трос, завязанный правильным морским узлом, отпустил ялик на свободу. Диц бешено заработал веслами.

Когда Никита добежал до конца причала, Алексей уже целился в барона из пистолета.

— Стрелять, Никита? Да говори же! Стрелять или живым брать? — и он спустил курок.