Тайник теней - Мария Грипе

Ко всему прочему Максимилиам все время рассматривался как французский гражданин. Это не было его выдумкой, произошла ошибка, поскольку он действовал вместе с французами и был взят с ними в плен, да и к тому же – согласно документам, которые были у Максимилиама при себе, – он проживал в Париже. Эта случайность оказалась решающей. Для турок в связи с грядущей войной было опасно вступать в конфликт с Францией. Если бы обнаружилось, что Максимилиам на самом деле гражданин Швеции, кто знает, как бы все повернулось.

Поэтому все письма и сообщения доставлялись на адрес дома Максимилиама в Париже. А там не было никого, кто мог бы переслать их. Дом пустовал. Писать в Швецию напрямую было слишком рискованно. Это могло сразу привлечь внимание.

По этой причине от Максимилиама не было никаких вестей. Когда же он наконец оказался в Париже и снова смог писать сам, уже разразилась мировая война. И его письма не доходили.

Так сообщалось в газете.

Но Каролина хотела знать больше.

В первую очередь, не получил ли Максимилиам серьезных увечий вследствие ранения. Это было непонятно из интервью. Он жив, и это главное!

Во-вторых, Каролине, конечно же, хотелось быть рядом с братом и сестрой и разделить радость возвращения их отца. Розильда так тосковала по нему и все это время верила, что он жив и однажды вернется к ним. Подумать только, как она сейчас счастлива! И как счастлив Арильд, который всегда гордился отцом!

В порыве ликования Каролина едва сдерживается. Ей не терпится бросить все и немедленно сесть в поезд, поехать прямо в Замок Роз и лучше всего в сопровождении целого оркестра! Если бы у нее были деньги, она бы так и сделала. Наняла бы духовой оркестр. Превратила бы все в настоящий праздник. Но сейчас у нее, к сожалению, просто нет денег. Хорошенько подумав, она отказывается от этой затеи…

Кстати, дело не только в деньгах. Но и в маме тоже… Каролина так долго не получала от нее никаких известий, что не решилась бы предпринимать что-либо сама.

И все же надо послать несколько строк. Чтобы показать всем в замке, что она тоже радуется. Каролине и в самом деле кажется, что теперь все наладится.

Она пишет два письма: одно – Максимилиаму, в котором приветствует его возвращение. И другое – Арильду и Розильде. Маме Каролина так и не написала. Она берет перо, хочет написать, но не может. Она совершенно не знает, что сейчас происходит с мамой. Помирилась ли она с Максимилиамом?

Несколько дней спустя, прогуливаясь вечером с Ингеборг при свете луны, Каролина проходит мимо дома на улице Сведенборга и, как обычно, поднимает взгляд на окна маминой квартиры. И вдруг видит в них свет. Сердце у Каролины уходит в пятки. Она замирает и теряет нить разговора.

– Что случилось? – спрашивает Ингеборг.

Но Каролина молчит. Позднее, когда они с Ингеборг расстаются, Каролина берет ключи от маминой квартиры и возвращается на улицу Сведенборга – однако в окнах снова темно. Может, ей показалось? Вдруг это светилось окно рядом?

Каролина стоит у двери парадного, глядя на мамины ключи, которые позвякивают в руке: может, подняться в квартиру и посмотреть? Для полной уверенности. Что это за свет в окне? Остается только открыть дверь, войти и проверить.

Но все, конечно, не так-то просто…

Собственно, зачем проверять?

Если мама в Стокгольме, она даст о себе знать.

А если она не дает знать, значит, у нее есть на то свои причины.

Нет, проверять глупо…

Но в конце концов, Каролина все же решает подняться, осторожно отпирает дверь парадного и на цыпочках крадется по лестнице вверх. Сердце бешено колотится, и она чувствует себя воришкой. Возле маминой двери она останавливается, прикладывает ухо и прислушивается. Ни звука. Каролина ждет. Во всем доме полная тишина. Даже немного жутковато. А ведь не так уж и поздно…

Каролина перебирает в руке ключи, но отпереть квартиру не решается.

Через минуту она уже снова спускается вниз по лестнице. Луна светит в окно парадного, расчертив каменный пол лестничной площадки на квадраты. Когда Каролина была маленькой, она жила с мамой в доме, где на полу в прихожей луна тоже часто рисовала классики. Каролина любила по ним прыгать. И сейчас она делает то же самое: снимает туфли и прыгает в лунные классики. В полной тишине.

На одной клеточке светится белым ортоцератит. Точно так же, как когда она была маленькой! Каролина старается не наступить на него, потому что это может принести несчастье.

Ей удается и сейчас не задеть ортоцератит, хотя ступни ее выросли, и ей сложнее уворачиваться.

Допрыгав до конца, Каролина надевает туфли, сбегает по лестнице и оказывается на улице.

В мамином окне по-прежнему темно.

Каролине не хочется отправляться домой, и она идет немного вперед по улице и назад, через площадь Адольфа Фредерика: каждый раз, проходя мимо угла улицы Сведенборга, она смотрит наверх, на окно – не загорится ли там свет. Но он не загорается, и Каролина возвращается домой и ложится спать. Спится ей беспокойно, но ничего не снится.

На следующий день она, как обычно, идет в театральную школу, сталкивается на углу улицы с Соглядатаем и пытается выкинуть все случившееся из головы.

Возможно, никакого света в окне и не было.

Скорее всего, это луна отсвечивала в оконном стекле.

После премьеры – 29 мая 1915 – ночь.

«Каролина!

Это было боевое крещение, и ты прошла его!

Твоя Иоанна великолепна. Прекрасна. Благородна. И в то же время проста и естественна, как ты и хотела ее изобразить. Один раз в самом начале создалось впечатление, будто ты немного зажата и не осмеливаешься выпустить свою Иоанну. Но это было всего лишь мгновение. Вскоре ты дала ей полную власть.

Ты наделила свою Иоанну крыльями и позволила ей взлетать все выше и выше, пока она, наконец, не достигла тех возвышенных сфер, в которых ей суждено было прожить жизнь. Свою величественную одинокую жизнь.

Спектакль стал настоящим событием. Не только для публики, но и в не меньшей степени для тебя самой.

Полагаю, твоя скромность мешает тебе утверждать это, и потому я хочу выразить тебе мое мнение до того, как на тебя нахлынет волна других впечатлений и мнений людей извне, как близких, так и совсем чужих. Возможно, со временем появятся рецензии, которые озадачат тебя и собьют с толку. Не обращай на них особого внимания, просто прислушивайся сама к себе.

Во всяком случае, люди, сидевшие в зале, были глубоко тронуты твоей игрой, этого ты не могла не заметить.

Если бы ты не торопилась домой, то, безусловно, получила бы тому подтверждение. Многие зрители ждали, что ты выйдешь после спектакля – особенно некто, очень для тебя важный, – но ты просто убежала и все…