Девушки на выданье. Бал дебютанток - Вероника Богданова

2 сентября я пошла к обедне в Чудов монастырь. Я заказала молебен о здравии императора и императрицы… Потом я отправилась к императрице с просвиркой, вынутой о ее здравии… Она мне сказала, что чувствует себя печальной, несмотря на удовольствие, которое всегда испытывает, находясь в Москве. Виктор Барятинский только что вернулся с печальными подробностями об эвакуации Севастополя. Все бастионы были взорваны, а дома подожжены, прежде чем город был оставлен. Сегодня получено известие о смерти молодого Мейендорфа; это страшный удар для его бедной матери, которая за последние месяцы совершенно сходила с ума от беспокойства. Казаков тоже убит.

В час состоялся большой выход в соборы. Государь и государыня, за ними великие князья и великие княгини, сопровождаемые статс-дамами и фрейлинами, спустились с Красного крыльца и пошли в соборы приложиться к мощам. От одной церкви до другой были построены подмостки из досок; все остальное пространство площади было запружено такой густой толпой, что негде было упасть булавке. Как только появился государь, затрезвонили во все колокола и из толпы поднялось могучее «Ура!». Но когда государь дошел до Успенского собора, звон остановился и народ замолк. Митрополит Филарет с крестом встретил государя у входа в собор и обратился к нему со словом. После того, как государь и его семья приложились ко кресту, они вошли в собор, где был отслужен торжественный молебен. Государь, государыня и вся царская семья приложились к иконе Владимирской божьей матери, затем к мощам. Собор представлял поразительное зрелище: он только что подновлен, но это все та же старинная живопись на золотом фоне, покрывающем все его стены. Оттуда направились в Архангельский собор поклониться мощам св. Дмитрия и св. Михаила, затем в Благовещенский, где был отслужен второй молебен. На обратном пути поднялись опять на Красное крыльцо.

Отсюда государь и государыня, обратясь к народу, поклонились ему. Это была поразительная минута. Я не могу выразить, до какой степени величественна была вся эта церемония…

3 сентября.

Я начала день с того, что пошла к обедне в одну из многочисленных кремлевских церквей. Каждая из них – маленький археологический перл, все они полны старых икон и исторических воспоминаний, относящихся к тому времени, когда русский царь жил в Кремле. Императрица поручила мне описать для m-lle де Грансе приезд императорской четы в Кремль, и это письмо заняло у меня все утро до часа, когда мне пришлось отправиться в русском костюме и в шлейфе в Екатерининский зал, где императрица принимала, во-первых, всех московских дам, а затем мужчин, представлявшихся государю. В Москве все мелкое дворянство, до шестого класса, допускается к целованию руки, так что получается самое пестрое в мире собрание, в котором можно видеть самые разнородные лица и туалеты. Я стояла за императрицей вместе с другими дамами свиты, и нам иногда было очень трудно удержаться от смеха при виде этих странных фигур, в длинном череду проходивших перед нами в течение двух с половиной часов. Но императрица была прелестна: с царственной приветливостью и любезностью она обращалась с милостивым и всегда уместным словом почти к каждому. Окончив прием дворянства, государь и государыня принимали в Георгиевском зале купеческое общество, которое поднесло им хлеб-соль.

После этой церемонии, очень утомительной, так как пришлось выстоять на ногах целых три часа в наших тяжелых придворных доспехах, я поехала обедать к своей тетке Сушковой. Мой отец только что приехал из деревни, ничего еще не подозревая о падении Севастополя. Зная его страстные патриотические чувства, я очень опасалась первого взрыва его горя, и для меня было большим облегчением увидеть его нераздраженным; из его глаз только тихо катились крупные слезы; он был глубоко тронут, когда я ему рассказала, как на второй день после получения страшного известия о постигшем нас ударе государь и государыня захотели показаться народу, чтобы поднять в нем бодрость духа. Я рассказала ему, как императрица, совершенно больная, настояла на том, чтобы принять участие в торжестве в придворном костюме, и как она говорила мне: «Один бог знает, как тяжело мне на душе и что мне стоило хранить покойный вид». Долгорукий и Ливен рассказали, что они были у государя в ту минуту, когда ему передали роковое известие о сдаче Севастополя. Читая его, он стал бледен как смерть. «Случилось величайшее несчастье», – сказал он сдавленным голосом; он долго сидел, закрыв лицо руками, затем с усилием сказал: «Не надо роптать, не надо унывать, надо уповать на бога…». Сообщая о нашем несчастье своей матери, он ей сказал: «Maman, как милостив был господь, призвав к себе отца и избавив его от огромного горя, которое на нас обрушивается: Севастополь пал».

Восточный фасад Архангельского собора Московского Кремля с наружными приделами.

Фотограф Н. Найденов. 1882 г.

Все эти подробности я рассказала отцу. Он был ими очень тронут, и это его немного успокоило.

Вдовствующая императрица и великая княгиня Елена Павловна приехали 3-го, и в тот же вечер великие князья Константин и Николай уехали в Николаев, чтобы организовать защиту этого последнего пункта на берегу Черного моря, который остается еще для русского флота.

О Екатерина II, если бы ты могла видеть, что сделали с твоим славным наследием!

4 сентября.

4 сентября пришлось на воскресенье. Их величества были у обедни у Благовещенья, а затем императрица в сопровождении великих княгинь посетила Патриаршую ризницу и библиотеку. Великие княгини простились с императрицей, а ее величество, взяв с собой Олсуфьева, Александру Долгорукую и меня, подробно обозревала терема и двенадцать маленьких церквей, находящихся внутри дворца в различных этажах; нам пришлось ходить вверх и вниз по лестницам; этот обзор продолжался до 3 часов и очень нас утомил. Вечер я провела у императрицы, которая с большим оживлением и интересом разговаривала обо всем, что она видела утром, и я была удивлена обширностью сведений, которыми она обладает относительно церкви и истории наших царей. Я ей сказала, что, конечно, она первая из русских императриц родом из Германии, которая сделалась вполне православной не только по сердечному убеждению, но и по глубокому научному знакомству с православием. Императрица ответила мне на это, что ее тетка, императрица Елизавета Алексеевна, супруга Александра I, также была чрезвычайно предана православной вере и написала даже рассуждение о превосходстве православной церкви над латинским и протестантским вероисповеданием, но что, к сожалению, это сочинение потеряно.

На этом месте нашего разговора вошел государь с телеграммой в руках и, смеясь, сказал императрице: «Вот, милая моя, черепица нам сваливается на голову: королева Анна[210] телеграфирует мне, что ввиду того, что ее сын, король Нидерландский, имел гнусность послать орден св. Вильгельма одновременно мне, по случаю моего восшествия на престол, и Людовику Наполеону, по случаю взятия Севастополя, она сочла для себя долгом чести навсегда покинуть Нидерланды и вернуться в Россию». Императрице, по-видимому, не особенно по вкусу это проявление русского патриотизма со стороны ее августейшей тетушки. Ее нидерландское величество имеет репутацию особы столь же неуживчивой и трудной в общежитии, сколь хорошей патриотки, и мысль иметь ее навсегда при себе, кажется, не очень улыбается их величествам.