Военные контразведчики - Александр Бондаренко

В 1943 году под грифом «совершенно секретно» НКГБ СССР опубликовал два выпуска «Материалов по распознаванию поддельных документов» — азы этой «техники» теперь, можно сказать, знакомы любому, читавшему книгу Владимира Богомолова. Все, пожалуй, знают, что в фиктивные красноармейские книжки немцы вставляли скрепку из нержавейки…

Менее известно, что абвер и разведывательное подразделение СД «Цеппелин», как правило, снабжали своих агентов фиктивными «бумагами» — хотя бланки советских воинских документов в большом количестве попадали в их руки — и фальшивыми орденами и медалями. Экономные немцы даже при изготовлении собственных наград использовали дешевые металлы и их сплавы, сдавая драгметаллы в свой «фонд обороны». Поэтому, наладив к 1943 году производство «советских» медалей и орденов, абвер изготовлял их из томпака. Внешне фальшивки почти не отличались от оригиналов — правда, на «ордене Красной Звезды» красноармеец изображался не в сапогах, а в ботинках с обмотками. Для контрразведчиков подобные «награды» становились существенным основанием для подозрения в принадлежности человека к вражеской агентуре.

В особых случаях абвер и СД снабжали своих агентов подлинными советскими орденами и медалями, сделанными из золота, серебра, платины. Например, агент «Цеппелина-Норд» Таврин, направленный для совершения теракта против И. В. Сталина, имел настоящие, взятые у попавших в плен командиров Красной армии, ордена Ленина, Красного Знамени, Александра Невского, Красной Звезды и две медали «За отвагу». Но именно этот «иконостас», да еще и «Золотая Звезда» Героя привлекли особое внимание контрразведчиков. Гитлеровцы явно переборщили — разведчику нужно быть скромнее…

Летом 1944 года в Москве было проведено совещание начальников двух отделов и отделений — по розыску. Руководством ГУКР «Смерш» было определено, что разыскная работа является прерогативой не только этих подразделений, но и всех оперативных сотрудников военной контрразведки, а потому инструкцию по организации розыска агентуры противника, подготовленную осенью 1943 года, следовало знать всему оперсоставу. Для организации разыскной работы на фронты выезжали помощники начальника ГУКР «Смерш» и другие ответственные работники, а руководители фронтовых управлений и армейских отделов — в соединения.

Вот пример ценнейшей информации, полученной в результате налаженной разыскной работы: «В середине 1944 года сотрудниками “Смерш” во время инспектирования агентуры, оставляемой для шпионской работы в советском тылу, был задержан один из руководителей Катынской и Борисовской разведшкол зондерфюрер Эрвин Брониковский. Он дал ценную информацию не только о системе подготовки агентуры, но и о ситуации в руководстве абвера после отставки Канариса и переподчинения военной разведки Гиммлеру: “Многие разведчики, в особенности имеющие большой практический опыт разведывательной работы, проявляют недовольство подчинением военной разведки Гиммлеру и принимают все меры к уходу в армию на строевые должности. Так, полковники Генерального штаба фон Герцсдорф и Штефан заявили, что в подчинении Гиммлера они работать не будут, а такие видные разведчики, как полковник Пиккенброк и Бентивеньи уже ушли из разведки… Вместе с этим Гиммлер снял с работы ряд начальников разведывательных органов, действующих на Восточном фронте, и заменил их эсэсовцами, членами фашистской партии. Так, за период с мая по июнь 1944 года Гиммлером были сняты: подполковник Герлиц — начальник разведки Центрального фронта, подполковник Шиммель — начальник разведки Северного участка фронта, майор Корчек — начальник разведки Южного участка фронта, майор Альбрехт — начальник разведывательной школы у Корчека и ряд других”»[264].

Деятельность военных контрразведчиков по розыску — особенно на заключительном этапе Великой Отечественной войны — национал-социалистского руководства, руководителей и сотрудников спецслужб и карательных органов, военных преступников и их пособников, а также борьба с вооруженным подпольем на территории Германии, стран Восточной Европы и временно оккупированных советских землях заслуживают особенного внимания. Достаточно сказать, что «в самом конце войны и в первые месяцы после ее завершения военным контрразведчикам удалось разыскать и арестовать многих из своих непосредственных противников — руководителей немецкой военной разведки. Во внутренней тюрьме на Лубянке оказались начальник отдела “Абвер-1” Ганс Пиккенброк, заместитель начальника отдела “Абвер-2” и начальник “Абверштелле-Берлин” Эрвин Штольце, начальник отдела “Абвер-3” Франц фон Бентивеньи, начальник подразделения ЗФ1 (контрразведка за линией фронта) Фридрих фон Розенберг-Грушницкий, начальник “Абверштелле-Вена” Отто Эрнст Армстер, начальник “Абверштелле-Прага” Ганс фон Деммель, начальник “Абверштелле-Бухарест” Эрих Родлер, начальник отдела “Валли-2” Теодор Мюллер, ряд руководителей аб-веркоманд и абвергрупп, несколько начальников разведывательно-диверсионных школ и курсов»[265].

* * *

«Во время Второй мировой войны спецслужбы освоили новую сферу противоборства — радиоэфир. Здесь, в так называемом “четвертом измерении”, разгорелась настоящая битва. Радиоигры с разведкой противника стали одним из направлений деятельности контрразведки. Первой на вооружение приняла их немецкая контрразведка, затем — контрразведка НКВД и ГУКР “Смерш”.

“Война в эфире” с германскими спецслужбами была начата в 1942 году. Ее вели Четвертое управление под руководством П. А. Судоплатова, 1-й (немецкий) отдел Второго управления, в составе которого функционировало отделение по радиоиграм, а также территориальные органы НКВД СССР»[266].

В своих мемуарах выдающийся советский разведчик генерал-лейтенант Судоплатов так прокомментировал этот факт:

«Начались бюрократические интриги между военной контрразведкой “Смерш”, НКВД и руководством военной разведки. Возглавлявший “Смерш” Абакумов неожиданно явился ко мне в кабинет и заявил, что по указанию Советского Верховного Главнокомандования мне надлежит передать ему все руководство по радиоиграм: этим делом должна заниматься военная контрразведка, которая находится в ведении Наркомата обороны, а не НКВД. Я согласился, но при условии, если будет приказ вышестоящего начальства. Через день такой приказ появился, за нами оставили две радиоигры: операция “Монастырь” и “Послушники”… Абакумов остался крайне недоволен, поскольку знал, что результаты этих операций докладываются непосредственно Сталину»[267].

Небольшое отступление. Павел Анатольевич провел 15 лет (1953–1968) в заключении по сфальсифицированному обвинению, и понятно, что подобное «времяпрепровождение» не способствует объективному и оптимистичному взгляду на жизнь. Воспоминания писались «со слов» человека, находящегося в весьма преклонном возрасте, и увидели свет после его смерти; ряд оценок и утверждений в этих мемуарах вызвал определенные сомнения специалистов. К тому же слова «по указанию Советского Верховного Главнокомандования» свидетельствуют об иностранных «корнях» «литзаписчиков» — западники любят подчеркнуть, что руководство именно «советское». А какое еще? Не ОКХ[268] же! И вообще, любой наш мемуарист ограничился бы «по указанию Верховного», что гораздо больше соответствовало истине: явно решение принял сам Сталин.