Четыре ветра - Кристин Ханна

Разница между ней и мамой не в страхе – они обе боялись. А в страсти. В маме угас огонь. А может, его никогда и не было. Лореда только раз видела подлинный гнев мамы – в ту ночь, когда они похоронили ребенка Дьюи.

Лореда хотела испытывать гнев. Что Джек сказал, когда они познакомились? В тебе есть искра, детка. Не позволяй этим ублюдкам загасить ее. Что-то в этом роде.

Лореда не хотела быть женщиной, страдающей в тишине.

Отказывалась быть такой.

И сегодня ее шанс доказать это.

В одиннадцать часов она лежала в постели, но не спала. Ждала. Отсчитывала минуты.

Энт лежал рядом, перетянув на себя все одеяло. Обычно она сдергивала одеяло с брата, дав еще и пинка для острастки. Сегодня ей было все равно.

Она выбралась из постели, спустила ноги на теплый бетонный пол. Сколько она ни проживет, до самой смерти будет благодарна за этот пол. Всегда.

Быстрый взгляд в сторону подтвердил: мама спит.

Лореда стащила с вешалки рубашку и комбинезон и бесшумно оделась в темноте. Застегивая пуговицы, сунула ноги в ботинки.

Снаружи стояла тишина. Пахло подгнивающими фруктами и плодородной землей. Дымом от давно затушенных пожаров. Здесь ничто по-настоящему не исчезало, все словно зависало. Запахи. Звуки. Люди.

Она тихо закрыла за собой дверь, прислушалась. Сердце колотилось, она боялась… и чувствовала себя как никогда живой.

Выждала, сосчитала до десяти, но поблизости никого.

Стараясь ступать беззвучно, она скользнула в ночь.

В городе она прошла мимо кинотеатра и здания городской администрации и повернула в переулок с давно не стриженными лужайками и заколоченными зданиями. Держась в стороне от фонарей, она двигалась в густой тени и так добралась до гостиницы, где они ночевали в памятное наводнение.

В переулке царила гробовая тишина. Лореда понадеялась, что собрание не отменили.

Весь день, потея, надрываясь в поле, волоча тяжеленный мешок, засовывая в карман чек, обесценивающий ее труд, она думала лишь о сегодняшнем собрании.

В отеле «Эль Чентро» не горел свет, но перед зданием чернели силуэты автомобилей. Лореда поднялась по ступеням. С дверной ручки свободно свисала цепь, на которую запирали отель.

Лореда приоткрыла дверь и увидела внутри тусклый свет.

За стойкой стоял мужчина с крючковатым носом, он уставился на нее через маленькие круглые очки.

– Вам нужен номер? – спросил он с сильным акцентом.

Лореда молчала. Могут ее арестовать просто за то, что она пришла сюда? Вдруг этот тип работает на землевладельцев, выявляет смутьянов? А может, он, напротив, сторонник Джека и следит за тем, чтобы на собрание попали только свои?

– Я на собрание, – сказала она.

– Идите вниз.

Лореда направилась к лестнице. Она внезапно занервничала. Почти запаниковала. Навалился страх.

Она скользила ладонью по отполированным деревянным перилам, спускаясь по узкой лестнице мимо кладовки и прачечной.

Услышав голоса, Лореда двинулась на звук. Дверь в конце коридора была приоткрыта, она заглянула в щель и увидела целую толпу.

Люди стоял плотно, плечом к плечу. Мужчины, женщины, даже несколько детей. Бобби Рэнд помахал ей рукой. Тут же были Джеб Дьюи, Айк, еще несколько знакомых лиц.

Джек стоял перед людьми, на его фигуре было сосредоточено внимание всех. Хотя одет он был, как и большинство мигрантов, находившихся в этой комнате, в выцветший, грязноватый комбинезон и потрепанную джинсовую рубашку, однако в нем чувствовалась невероятная энергия, он был живой как никто другой из всех, кого Лореда знала. Джек верил в то, что говорил, он боролся за то, чтобы мир стал лучше. Это был мужчина, на которого девушка может положиться.

– …Сто пятьдесят забастовщиков согнали в клетки, – говорил Джек с едва сдерживаемым гневом. – В клетки! В Америке! Землевладельцы, коррумпированные полицейские и бдительные граждане засадили ваших сограждан, американцев, в клетки, чтобы остановить забастовку рабочих, которые просто хотели справедливой оплаты труда. Два года назад землевладельцы в Туларе стреляли в людей только за то, что те слушали организаторов забастовки. Два человека погибли.

– Зачем вы нам это рассказываете? Пытаетесь нас отпугнуть? – выкрикнул кто-то.

Лореда узнала человека из лагеря у канавы. Отец шестерых детей, жена умерла от тифа.

– Я не собираюсь врать вам, добрые люди. Бастовать против землевладельцев опасно. Они будут сопротивляться всеми средствами. И, друзья, как вы знаете, у них есть деньги и власть, на их стороне правительство штата.

Он поднял газету так, чтобы все увидели заголовок: «Союз рабочих – это не по-американски».

– Я вам скажу, что не по-американски. Это когда землевладельцы богатеют, а вы беднеете.

– Да! – выкрикнули в толпе. Это был Джеб Дьюи.

– Не по-американски, когда алчные землевладельцы срезают зарплаты сборщикам урожая.

– Да! – отозвалась толпа.

– Они не хотят, чтобы вы организовывались, но если вы этого не сделаете, то будете голодать, как сборщики гороха в Нипомо прошлой зимой. Я был там. Дети умирали прямо в полях. От голода. В Америке. Землевладельцы сажают меньше хлопка, потому что цены опустились, вот и платят меньше. Не дай бог, у них упадет прибыль. Они даже не пытаются сделать вид, что платят вам прожиточный минимум.

– Они думают, что мы не люди! – выкрикнул Айк.

Джек обвел собравшихся взглядом, задерживаясь на каждом лице. Лореда буквально чувствовала, как электрический заряд перебежал от него к слушателям.

– Вы им нужны. И в этом ваша сила. Хлопок нужно собрать, пока сухо, до первых заморозков. Что, если никто не будет его собирать?

– Забастовка! – выкрикнул кто-то. – Она им покажет.

– Это непросто. Хлопковые поля занимают тысячи акров, землевладельцы держатся вместе. Они назначают цену, которую готовы платить, и не отступают от нее. Поэтому и нам нужно сплотиться. У нас есть шанс, только если все объединятся. Все, на всех фермах. Нам нужно, чтобы вы убедили в этом своих товарищей. Нам нужно лишить капиталистов средств производства.

– Забастовка! – закричала Лореда.

И толпа заскандировала:

– Забастовка, забастовка, забастовка!

Джек заметил Лореду ровно в тот момент, когда кто-то схватил ее за руку. Она завопила от боли, вырвалась и обернулась.

Рядом стояла мать и чуть ли не дымилась от гнева.

– Поверить не могу, что ты здесь!

– Ты слышала, что он сказал, мама?

– Слышала.

Элса оглядела зал. Сколько же собралось народу.