Призраки в горах - Тимур Свиридов

То были люди Рахманкул-бека, муджахеды Hyp Али, выбиравшие себе места за крупными камнями, в расщелинах и естественных пещерах вдоль караванной тропы.

Рахманкул-беку сейчас было хорошо видно, как боевики его отряда занимали огневые позиции. Тускло поблескивали стволы винтовок и автоматов. Из расщелины, где кучно рос дикий гранат, осторожно выглядывал черный раструб крупнокалиберного пулемета. Точно такой пулемет замаскирован и там, где окажется хвост каравана. У каждого, сидящего в засаде, будет своя четкая цель. Количество охраны и погонщиков точно известно. Рахманкул-бек все рассчитал, а верный Hyp Али его замысел претворяет в жизнь.

Рахманкул-бек в душе презирал всех своих подчиненных, он мечтал из этих людей сколотить образцовый отряд послушных исполнителей и почти добился своей цели. Но жизнь течет, война несет не только радости побед, но и горечь поражений. Многие из тех, с кем он начинал эту священную войну, погибли в больших и малых сражениях. А те, кто приходил на их место, завербованные или насильно зачисленные, обучавшиеся военному делу и ведению партизанской войны в специальных лагерях на территории Пакистана, еще не стали настоящими муджахедами. Они вроде шакалов, что дрожат и заискивают перед любой силой и готовы разорвать в клочья каждого, кто слабее и беззащитнее.

С вершины скалы подали условный сигнал лазутчики, высланные вперед.

– Едут! – еле заметно сквозь шум воды легким пересвистом побежал по цепочке людей, засевших в засаде, условный звук. – Приготовиться!

Потянулись томительные минуты ожидания.

Наконец из-за отвесной скалы на резвых конях вдруг выскочили трое всадников. У каждого на шее болтался короткоствольный американский автомат. Они углубились в ущелье, зорко оглядывая скалы, расщелины и горные вершины.

Разведку пропустили, ее встретят дальше, в теснине за очередным поворотом. Эти люди никуда не уйдут, никуда не ускачут. Главное – чтобы сейчас они ничего не заподозрили, не просигналили охране каравана.

Вскоре показался и сам караван. Впереди на ишаке ехал бородатый проводник, держа поперек седла длинноствольную винтовку «Бур». За ним степенно вышагивали, подняв головы, верблюды с объемистыми тюками по бокам. На двух из них были укреплены круглые седла-кошелки, в которых и располагались французские женщины-врачи. Они дремали, убаюканные монотонным покачиванием. За цепочкой груженых верблюдов двигались навьюченные лошади. Замыкали караван вооруженные всадники – их было около двух дюжин. Рахманкул-бек довольно покачал головой, поцокал языком: караван был большим и явно очень богатым. Башир-хан должен будет надолго запомнить эту услугу!

Вдруг с отвесной скалы сорвался увесистый камень и с грохотом рухнул в бурлящий речной поток. То был условный сигнал, оповещавший, что караван уже втянулся в ущелье. Упавший валун все же привлек внимание охраны. Вооруженные всадники насторожились, выхватили оружие, тревожно и внимательно оглядывали пустые угрюмые скалы, что вздымались отвесной стеной на противоположном берегу.

Но выстрелы загремели с этой стороны: отрывистые винтовочные, дробно такающие автоматные, гулко задолбившие пулеметные. Стреляли почти в упор. Горное эхо тут же подхватывало звук выстрела и многократно повторяло его. Грохот и треск перестрелки заполнил ущелье.

Охрана, не ожидавшая нападения с этой стороны, была расстреляна в спину. Те, кто успел повернуться или пришпорить коней, были безжалостно убиты стрелками-снайперами, укрепившимися на высоте. Караванная охрана успела сделать только несколько выстрелов. Через несколько минут все было кончено. Только эхо, затихая, продолжало охать да речушка все так же шумела, словно ничего не произошло на ее коварном берегу.

Люди Hyp Али поднялись из своих укрытий. Быстро оглядев их, Рахманкул-бек убедился, что обошлось без потерь. Охраны каравана и сопровождающих лиц больше не существовало. В живых остались лишь две женщины-врача. Башир-хан строго наказал не трогать их, оставить в живых. Медицинский персонал был нужен и ему. Их, перепуганных, онемевших от страха, выволокли из кошелок, обыскали, отбирая ценности, связали и опять поместили на прежние места.

– Тюки не трогать! – заорал Hyp Али и, добавляя крепкие ругательства, отогнал ударами приклада наиболее ретивых муджахедов от вьючных животных. – Застрелю каждого, кто посмеет прикоснуться к тюкам! Добычу доставить лично Башир-хану!

Муджахеды кинулись ловить лошадей перебитой охраны, потрошить и обыскивать мертвых.

Казарма погрузилась в сон. Умаявшись на работе во время воскресника, солдаты быстро притихли на своих койках. Дыхание спящих людей, тихое, как шелест ветра в траве, едва угадывалось.

Олег поплотнее закутался в одеяло, постарался расслабиться, но сон по-прежнему не шел к нему. Почему-то вспомнился лазарет, недели, проведенные там, провалы в беспамятство и дурноту. И словно поймав то ощущение, организм теперь отказывался успокаиваться: не было никакой возможности уснуть.

Мысли как-то произвольно остановились на кровавых эпизодах боя в горах на высоте 2201. Вспомнились лица и голоса малознакомых тогда еще боевых соратников Шухавцова, Кудреватова, Муравьева, погибших в своей первой схватке с врагом. Вслед за ребятами из темноты выплыли отъевшиеся физиономии четверки душ – манов, хотевших зарезать Олега на пологой террасе высоты, их изъеденная оспой кожа, всклокоченные густые бороды, глаза без признаков духовной жизни.

Бестужев почувствовал нарастающую горячую волну страха и злости, что охватила его тогда. Это было как отголосок, как далекое эхо, но все же кровь запульсировала быстрее, застучало в висках, тихо заныл свежий рубец на ноге. Вновь, с отчаянием и болью за погибших десантников, Бестужев начал непроизвольно сравнивать их – душманов и наших ребят.

«Постой, – остановил он сам себя, – не зарывайся. А разве можно одну человеческую жизнь считать достойнее другой? Ведь у каждого из нас только одна, и каждый ею дорожит. Разве вина этих грязных и бородатых муджахедов, что они родились именно на этой земле и именно в этих условиях, что отцы и родственники погрязли в долгах у баев и теперь дети платят за эти долги кровью? Разве виноваты они в том, что сызмальства почитали коран, потому что никакой другой науки здесь нет, что усвоили быт и обычаи своих предков?

Ну ладно, ладно, – осадил он сам себя, – не надо устраивать дискуссию с самим собой после отбоя. Спи-ка лучше».

Он перевернулся на бок, поудобнее устроился на подушке, вслушиваясь в мерное дыхание Лехи. Оно было тихое, как легкая утренняя волна, набегающая на песок. Если удастся войти в его ритм, наверняка сон тут же одолеет и его, Олега.

Где-то далеко прокукарекал шальной петух, перепутав время. Отчетливо и ясно доносился стрекот цикад, и это были единственные звуки. Казарма словно растворилась в сне, затихнув и замерев. Вдруг вспомнились рассказы ребят в госпитале, как «духи» снимали заснувших часовых, как вырезали их ночами.

Слева раздался какой-то глухой звук. Тихий, но достаточно резкий, чтобы не быть случайным. Бестужев насторожился, сдерживая моментально участившееся дыхание, оглушаемый биением собственного сердца. Настороженно вглядываясь, он через мгновение различил в казарменной темноте пригнувшуюся фигуру, продвигавшуюся по проходу между койками. В тот момент, когда Олег уже был готов вскочить, он узнал рядового Рощупкина. Мифоня осторожно пробирался к выходу из комнаты.