Спасти огонь - Гильермо Арриага

Паскуды неблагодарные. Когда они на мойках да на перекрестках стеклышки в машинах протирали, «Киносы» им работу дали, из нищеты вывели. Все заебца шло. Военные населению с наводнениями помогали и не лезли куда не надо. Гринговская миграционка в унисон с картелем работала. Тишь, гладь, мегаблагодать. Но заявились эти ебанаты, «Самые Другие». Полицию купили, армию разбередили, бордер-патрулю вдвое больше на лапу давать стали, переманили. Сопляки немытые от «Киносов» отвернулись, перекинулись к этим новым пидорам. Боссы «Самых Других» им повыше классом работенку стали подкидывать. Ну им, малолеткам, глаза-то и залило отхваченной властью. Сами они были из низов, вот и решили воевать с «Киносами» как с верхами. Завидовали их внедорожникам, их автоматам, их баблу. Машина был не из последних в картеле, поэтому щенки на него взъелись. «Орал на нас, козел, еще и обзывался», — припоминали они. Не отстанут ведь, бло-хастые. Пока не набьют его свинцом и не повесят на меските, а потом сфоткают на телефон и по ватсапу боссам отправят с подписью: «Поимели мы свиноту».

Машина блуждал без цели. От любого шума полошился. Даже если перепелка ворковать начинала, кидался на землю. Кругом слышал и видел одних врагов. И до одури хотел поесть снова по-человечески, сидя за столом. Так он шлялся несколько месяцев, пока не вышел к Рио-Браво, в районе Бокильяс-дель-Кармен. Перешел реку, которая зимой превращалась в крохотный ручеек, и ушел в глубь Техаса. Ему удалось обойти стороной пограничников и толпы туристов в национальном парке Биг-Бенд. Закоченелый, голодный, в жутких лохмотьях, в сапогах почти что без подошв он ночами перебрался до Алпайна. Так привык к животной жизни, что питался только отбросами со свалок. Обкусанными тамалес, просроченной ветчиной, почерневшими бананами, лопнувшими помидорами, заплесневелыми шоколадками. Даже в гринговских краях держался тихо. Знал, что «Самые Другие» и здесь его могут достать. Расслабляться было рано.

Как-то ночью ему удалось забраться в товарняк, идущий на восток. По крышам он пропрыгал до вагона, в котором везли мешки с кукурузой. Под стук колес уснул и впервые за многие месяцы проспал двенадцать часов подряд. Проснулся, не понимая, где находится. Поезд тормозил. Машина прочел название станции: Рокспрингс. Знакомое местечко. Еще мальчишкой он нелегально ходил через границу, работал на ранчо Бейкера погонщиком лонгхорнов.

Как только поезд снизил скорость, Машина спрыгнул. Фа-кин козлы из миграционки, мексы, которых угораздило появиться на свет в какой-нибудь вонючей больничке по эту сторону границы и получить гринговское гражданство, знали, что в товарняках полно зайцев-нелегалов. Сволочи из бордер-патруля у картелей прикормлены — это он тоже знал, — и, если его загребут, он достанется «Самым Другим» как не хрен делать. Он откатился по насыпи в чапарраль. Затаился и увидел, как из других вагонов сыплются нелегалы. Не меньше десятка скатились в траву. Не знают, дураки, что бежать нужно следом за поездом. А они только колючек себе насажали и рванули в глушь. Это зря. Бордеры уже их там поджидают с собаками, машинами и всей петрушкой.

Машина пролежал в кустах до темноты. Когда стало ясно, что миграционщики слились, пошел в городок. Вспомнил, что там в одном магазине у него Друган работал. И точно, стоит за прилавком, только пузо отрастил и поседел весь. Признали друг дружку, обнялись. Тот ничего не знал про картельные похождения Машины. Когда они в последний раз виделись, Машина еще ковбоем подвизался. Друган, по имени Сехисмундо, вызвался найти ему работенку где-нибудь на ранчо в окрестностях. На ранчо мигра не совалась, можно было жить спокойно.

Машина попросил позвонить. Не терпелось ему узнать, как там его большая любовь Эсмеральда. Он опасался, что ее казнили ему в наказание. По телефону долго не отвечали, потом подошла какая-то тетка. Машина спросил, а где жена. Тетка объяснила, что Эсмеральде трудно говорить, ей же язык отрезали: «Вы ее и не поймете даже». Машина, как загнанный зверь, метался по магазинчику, пока слушал, что ему пытается сказать его сисястенькая. На том конце как будто обезьяна чего-то булькала. Он молча слушал и ни хрена не понимал. Каждый мык Эсмеральды закипал в нем яростью. Он живьем четвертует тех, кто ее так изувечил. «Я скоро к тебе приеду», — пообещал он. Рассказал, где был, и поклялся больше никогда не оставлять ее одну. Трубку повесили, и Машина, то ли от усталости, то ли от долгого озверения, впервые с детства заплакал навзрыд.

Во мне живут африканские звери

Внутри себя

Я слышу их топот

Их рык

Их гулкие крылья

Их иноходь

Я чувствую их голод

Их инстинкт

Их ярость

Эти звери неукротимы

Они не прячутся

Не боятся

Нападают

Дерутся

Ранят

И я не стану

Никак

Их

Останавливать

Хосе Куаутемок Уистлик

Заключенный № 29846-8

Мера наказания: пятьдесят лет лишения свободы за убийство, совершенное неоднократно

Я оделась и еще немного посидела в комнатке, пока за мной не пришел надзиратель: «Закончилось посещение, сеньора». Я в последний раз окинула обстановку взглядом. Может, я сюда больше и не попаду никогда. Вышла. Надзиратель запер дверь. Я уже зашагала к выходу, но тут он меня остановил: «Сеньорита, мой начальник хочет с вами поговорить». Уму непостижимо, как легко в тюрьме переходят от «сеньоры» к «сеньорите». «Зачем?» Видимо, это очередная попытка вымогательства. «Не знаю. Я мыслей начальства читать не могу». Видно было, что он из совсем простых. Все его движения и даже взгляд выдавали привычку к подчинению. Поколения его предков выполняли приказы и слушались вышестоящих. Мексика делится пополам: на них и нас.

Он вел меня какими-то новыми внутренностями тюрьмы.

Я не уставала удивляться этой запутанной архитектуре, как будто пространство специально задумали, чтобы расчеловечи-вать человека. Узкие коридоры, вонючие ямы, потрескавшиеся стены, наводящие тоску дворы. Поблуждав по лабиринтам, мы вышли к большой открытой площадке. За ней стоял еще один корпус камер, который я раньше не видела. Сюрприз за сюрпризом. Ко мне подошел высоченный, метра под два, и очень грузный мужчина. «Спасибо, что приняли мое приглашение, сеньора. — Он