Хозяйка Рима - Кейт Куинн

— Но это несправедливо.

— Ты служишь ему. — Тея оторвала взгляд от окна. — Я принадлежу ему, словно вещь, ты тоже служишь ему. Все вокруг несправедливо.

Он пристально посмотрел на нее. Еще один секрет. Еще один секрет, который он будет таить от человека, которому принес клятву верности.

Еще один секрет.

— Если я не скажу, что тогда? — спросил он.

— Я буду по-прежнему навещать Викса, — сказала она. — И время от времени встречаться с его отцом. Но ничего не произойдет. Это я тебе обещаю. Можешь положиться на мое слово.

— Твое слово?

— Мое торжественное обещание. Довольно эгоистичное, и все же. Если я возьму себе кого-то в любовники, Домициан это тотчас узнает — он почует запах другого мужчины, и тогда мне конец… и Стефану. А этого я не хочу.

Тея умолкла и глубоко вздохнула. Неожиданно шелковые одежды показались ей тяжелее цепей.

— Итак, Павлин, что ты мне скажешь?

— Поговорим об этом завтра утром, — ответил преторианец.

— Спасибо. — Тея откинулась на подушки и закрыла глаза. Из-под закрытых век выкатилась слеза и, пробежав по щеке, упала на прядь волос.

— Один вопрос, — неожиданно подал голос Павлин. — Я его где-то раньше видел или мне только кажется?

— Нет, — Тея открыла глаза. — Никогда. Тебе кажется.

Остаток пути до императорской виллы они проделали в гробовом молчании.

— Она сказала тебе, кто он, этот ее ревнивый любовник? — строго спросила Флавия у садовника.

— Нет. — Арий оторвал взгляд от удаляющихся носилок и посмотрел на свою хозяйку. — Ты с ней знакома. Все это время ты была с ней знакома.

— Да. Обидно, не правда ли? Богини судьбы наверняка от души посмеялись над нами.

— Ее любовник. Кто он? — он не стал настаивать, когда Тея отказалась назвать ему ее имя. Он был рад уже тому, что мог слышать ее голос, что мог обнимать ее, гладить ей волосы. Пока она была в его объятиях, этот ее любовник ничего для него не значил.

Но вот теперь.

— Она принадлежит ему?

— Спроси любого. — Флавия похлопала его по руке и удалилась.

Арий схватил за шиворот первого попавшегося раба.

— Дама, которая приезжала сюда в носилках, — он указал на облачка пыли, единственное свидетельство того, что Тея только что была здесь. — Кто она такая?

Раб посмотрел на него как на полоумного.

— Ты, конечно, носа не показываешь из своей хижины, но неужели ты и впрямь ничего не знаешь? Это Афина. Любовница самого императора.

Вот оно что!

Самого императора. Арий отвернулся и, нащупав, схватился за деревянную перекладину ворот, что вели в сад.

Демон, который до сих пор дремал в глубинах его сознания, встрепенулся и поднял голову.

Тея и император. О боги! Его Тея делит ложе с тем, кто потехи ради искромсал на куски его единственного друга, кто на залитой кровью арене целился в него из лука, кто отнял его законную победу в поединке.

Осторожнее, дружище, осторожнее, прозвучал в его голове голос Геркулеса.

Он сильнее сжал руку, и деревянная перекладина треснула.

— Арий?

Он резко обернулся и схватился за нож. Но нет, это всего лишь был Викс. Он стоял перед ним — растерянный, несчастный мальчонка. Он даже показался Арию ниже ростом.

— Он родился уже после того как я была продана, — пояснила Тея, пока в течение подаренного им часа рассказывала ему о событиях прожитых лет. — Я никогда ничего ему не говорила. Не хотела, чтобы он когда-нибудь тебя увидел.

Арий посмотрел на мальчика новыми глазами.

— Скажи своему сыну, чтобы он оставил в покое моих лошадей, — произнес возница пару недель назад, когда они разгружали бочки рядом с дверью кладовых помещений.

— Никакой он мне не сын, — ответил тогда Арий. — И уж тем более не этот бесенок.

Он никогда не мечтал о сыне. Да что там! Ему в голову никогда даже не приходила такая мысль — ни на мгновение.

И вот теперь он увидел то, что до него разглядел возница. Рыжеватые волосы, светлые глаза, как и он сам, левша. Стремительность, сила, ловкость.

Викс унаследовал от него буквально все. «Даже мои слабости», — подумал Арий. Как я сразу этого не заметил?

Тея дала ему имя Верцингеторикс. Мир вокруг него перевернулся. Женщина, которую он любил, жива, надежда тоже жива. А теперь у него появился и сын.

Викс сделал шаг вперед.

— Кто ты такой?

— Подойди ко мне, — глухо произнес Арий. — Слышишь?

Схватив мальчика руками за плечи, он начал свой рассказ.

Двадцать восемь! Подумать только, уже двадцать восемь. Почти старуха. Почти тридцать лет.

Я швырнула в служанку пузырек с благовониями и разорвала пополам шелковое покрывало, потому что обнаружила на нем пятно жира, после чего села напротив зеркала из полированной стали. По крайней мере, мне никто не даст двадцать восемь. Мои волосы по-прежнему отливали черным деревом, кожа похожа на светлый бархат, и я могла по-прежнему обнажать грудь, потому что мне было нечего стесняться. Лепида Поллия, пусть ей уже двадцать восемь лет, могла не опасаться соперничества со стороны молоденьких придворных красавиц. Более того, она царила над ними всеми.

Я прищурилась, переставляя баночки с румянами. Беда в том, что мне жутко надоело быть царицей над всеми. Потому что я была ею все эти годы. Мне было достаточно войти в зал, как мужчины тотчас начинали волочиться за мной по пятам, а их жены — бросать на меня злобные взгляды. Мне было достаточно одарить мужчину улыбкой, как в следующее мгновение он уже был у моих ног. Когда я надевала голубое, все вокруг делали то же самое. Когда я смеялась шутке, все находили ее смешной. Я стояла на самой вершине придворного общества.

Но зачем мне все это? Если мне больше не нужно стремиться выше, зачем? Нет, я могла бы подняться еще одной ступенькой выше, если бы не…

Какая, однако несправедливость! Она вечно все рушила, вечно портила и вот теперь почти превратила императора в отшельника. До нее не в его привычках было сторониться шумного общества. Не спорю, он и раньше не был весельчаком, но, по крайней мере, он бывал гостем. Однако в течение всего этого лета он почти никуда не показывался — за исключением своей летней виллы, где обитала его любовница-еврейка. Нет, в его постели бывали и другие женщины, но ни одна из них не делила с ним ложе так же долго, как эта.

— Не иначе как она околдовала нашего императора, — намекнула я Павлину. — Иудейская магия. Я бы на твоем месте казнил ее.