Хатшепсут. Дочь Солнца - Элоиза Джарвис Мак-Гроу

Хатшепсут посмотрела, как дверь её гостиной закрылась за господином Уахом и двумя его спутниками, и ещё мгновение сидела неподвижно. В крепко сжатых руках и всем теле она ощущала напряжение и какое-то странное покалывание, которое за последнее время стало ей привычным. В её мозгу царила неразбериха, но одна часть сознания с любопытством изучала путаницу мыслей и сердитых эмоций, которыми была заполнена другая.

«Кажется, мои нервы напряжены как струны, — сказала спокойная часть её сознания. — Натянутые до предела, бренчащие, издающие сумбур вместо музыки... Посмотри на себя, стоящую вот так, с ногтями, до боли врезавшимися в ладони... ведь это несвойственно тебе, совсем не похоже на тебя, что же происходит с тобой в последнее время?»

Она глубоко вздохнула и прижала ладони к бокам. Волна усталости нахлынула на царицу. Когда она медленно шла через спальню в маленький садик, её ноги болели, будто от чрезмерных усилий.

Уах. Это Уах до предела натянул струны. Уах, вечно ворчавший насчёт того документа, вечно ругающий её за невнимание к потребностям армии. На него всегда расходовалась её энергия, выплескивавшаяся вместе с ненавистью... Да, она ненавидела этого человека, почему бы не признаться в этом? Управитель арсенала — она ненавидела даже это название и должность. Ей было дико видеть золото, постоянно текущее из сокровищницы в руки Уаха, расходующееся на подачки толпе солдат, которых можно было бы использовать как рабочих — в карьерах, на строительстве.

«Ради бороды Птаха, я должна что-то сделать с этим! — думала она. — Я так много хочу сделать. А сделать необходимо. Если бы я была мужчиной, если бы я была свободна в действиях...»

Она была не свободнее, чем при жизни Ненни; каждое её движение ограничивал этот ненавистный документ, лежавший в архиве. Она не осмеливалась уничтожить его и не могла забыть — не только с Уахом, она всегда помнила о нём. «Можно ли как-нибудь избавиться от него? — задавала она себе вопрос. — Нет, его отец был правителем Нехеба, а наследников Нехеба никто не смел оскорбить. Они были почти независимыми владыками; их обширные владения на юге были единственным заслоном Египта от воинственных нубийцев. Слишком опрометчиво было бы действовать против господина Уаха, а ведь ей ещё может понадобиться его проклятая армия...»

Она вздохнула, закрыла глаза и откинула голову на спинку скамьи. Как он посмел напомнить ей о её «обязанности»... как посмел упомянуть Тота! Пока Уах не сделал этого, она была более-менее спокойна.

В воротах сада послышалось движение. Она обернулась и увидела вопрошающее лицо Сенмута.

— Что-то не так, моя госпожа? Эго всего-навсего я. — Он закрыл ворота и не спеша направился к ней по дорожке. — Что-то не так? — повторил он.

— Нет, Сенмут. Просто я не ожидала тебя. — Подняв глаза, она увидела, что жрец стоит за её плечом и глубокомысленно смотрит на неё сверху вниз.

— Пошли кого-нибудь за вином. Я так устала.

Он что-то сказал рабу, торчавшему за дверью, и вновь повернулся к ней.

— Вас что-то расстроило, — утвердительно сказал он.

Она кивнула, закрыла лицо руками и глубоко вздохнула.

— Сенмут, я не могу больше выносить этого Уаха, с ним нужно что-то делать. Или с ним, или с мальчиком, или с ними обоими. Тот так смотрит на меня, когда я иду в храм совершать жертвоприношение! Он не отрывает от меня глаз. Я этого больше не вынесу! Я ненавижу выходы в храм. Я ненавижу выходы в храм! В храм моего любимого отца! — Она удивилась визгливым ноткам в собственном голосе. Когда Сенмут подошёл вплотную, она бросилась в его объятия, с удовольствием ощутив тепло и, мощь его тела. — Он хочет поговорить со мной, каждый раз его глаза умоляют об этом, а я никогда не останавливаюсь. Бедный ребёнок! — В словах царицы прозвучала щемящая тоска. — Сенмут, я была так жестока к нему.

— Жестоки? Вы были почти до глупости милосердны. И, если уж говорить о глупости, Нехси тоже! Мальчишка не должен был покинуть Вавилон живым.

Хатшепсут обдало волной жара.

— Сенмут, что ты говоришь! — Она отшатнулась от него с таким чувством, будто сама произнесла эти слова. — Нехси не убийца... и я тоже. Насилие отвратительно мне, я говорила это тебе тогда и повторяю сейчас.

— Я больше не буду говорить об этом, моя госпожа. Но иногда я думаю, что в заботах об этом найдёныше вы забываете о собственной судьбе.

— Найдёныше? Тот — мой родной племянник, почти мой сын!

Рука Сенмута крепко обхватила её; другой рукой он повернул её лицо к себе и принялся внимательно рассматривать.

— Тот — никто, ничто, — сказал он, — сын дочери колесничего, ублюдок Немощного. И всё.

Это было правдой. Её собственный отец, Тутмос, обрёл свою божественность от царственной Аахмес; дети Мутнофрет не могли претендовать на долю этого дара. Две линии были раздельны и различны, их вряд ли стоило даже считать родней. На мгновение она представила их в образе двух лотосов, растущих рядом из переплетающихся корней; один светящийся золотой кровью Ра, а другой самый обыкновенный. Сенмут прав, Тот никто и ничто.

— Бедный ребёнок! — повторила она, но на сей раз слова произнеслись легко, с неясным чувством облегчения. Ощущая умиротворённость, она расслабилась, сидя на скамье.

Сенмут склонился и взял обе её руки в свою жилистую ладонь.

— Прошу вас, не мучайте больше себя этими тяжёлыми сценами. Позвольте мне проводить их за вас. Когда Уах попросит о встрече с вами, пошлите за мной.

— Да, да, я так и сделаю.

Наступила спокойная тишина. Затем Сенмут поднял её ладонь, тёплые и чувственные губы скользнули по сгибу её запястья. Хатшепсут охватило желание, она откинулась на спинку скамьи и встретилась с ним глазами. Через мгновение он нагнулся, прижался ртом к её губам и опустился на скамью. На некоторое время она забыла, насколько жаждала стать мужчиной. Когда в дверях появился раб с вином, они отпрянули друг от друга. Сенмут взял поднос и отослал человека прочь. Он наполнил кубок холодным ароматным вином и подал его ей. Медленная улыбка прорезала глубокие борозды на его щеках. Она улыбнулась в ответ. Глаза и мысли Хатшепсут остановились на его твёрдых губах, в рисунке которых, однако, угадывалось сладострастие. Она рассматривала их поверх края кубка.

Они перешли к разговору о других вещах. Рассмеявшись над его непочтительным замечанием о каком-то напыщенном сановнике, царица поняла, что вновь стала самой собой. «Сенмут всегда хорошо действует на меня», — подумала она.

Тот, недавно в очередной раз прошедший очищение мытьём рук и полосканием рта, находился в Великом святилище, завершая свою обязанность, всегда следовавшую за завтраком, — сдувать пыль со священной барки бога особым опахалом из утиного крыла. Он не дышал из-за чрезвычайной святости дела и от старания не пропустить ни одной пяди обхаживаемой барки, где могла бы остаться мельчайшая пылинка. Раздражённо повторяя себе под нос «естественная доля», он пытался поскорее покончить с делом. Когда солнце показывало вторую отметку, новички должны были присутствовать при Наклонении главы бога, если успевали вовремя сделать свои дела, и Тот не хотел пропустить его: этого оракула он ещё не видел.