В кафе с экзистенциалистами. Свобода, бытие и абрикосовый коктейль - Сара Бейквелл

детстве на берегу Северного моря, и особенно об отдыхе с родителями на Фризских островах. Однажды вечером на острове Нордернай отец взял его за руку, когда они шли к кромке воды. «Прилив закончился, наш путь по свежему, чистому песку был удивительным, незабываемым для меня, все дальше, все дальше, вода была такой низкой, и мы подошли к воде, там лежали медузы, морские звезды — я был околдован», — говорит Ясперс. С тех пор море всегда заставляло его думать о масштабах самой жизни, где нет ничего твердого и цельного, а все находится в вечном движении. «Все, что прочно, все, что славно упорядочено, имеет дом, укрытие — абсолютно необходимо! Но тот факт, что существует и другое, что есть бесконечность океана — это освобождает нас». Вот что, продолжал Ясперс, означала для него философия. Она подразумевала выход за пределы того, что было твердым и неподвижным, к тому большому морскому пейзажу, где все находилось в движении, где «нигде не было земли». Именно поэтому философия всегда означала для него «иное мышление».

Через семь месяцев после смерти Ясперса умер еще один философ, который писал о человеческой жизни как о постоянном путешествии за пределы привычного, — Габриэль Марсель, скончавшийся 8 октября 1973 года. Для него, как и для Ясперса, человек был по сути бродягой. Мы никогда не можем ничем владеть, и мы никогда нигде по-настоящему не осядем, даже если останемся на одном месте всю жизнь. Как гласит название одного из его сборников эссе, мы всегда Homo viator — человек путешествующий.

Ханна Арендт умерла от сердечного приступа 4 декабря 1975 года, когда ей было шестьдесят девять, оставив сартровских размеров рукопись, которую ее подруга Мэри Маккарти отредактировала для посмертной публикации под названием «Жизнь ума»[88]. Арендт так и не смогла решить загадку Хайдеггера. Иногда она осуждала своего бывшего любовника и наставника; иногда старалась реабилитировать его или хотя бы помочь людям понять его. Ханна встречалась с ним несколько раз, когда посещала Европу, и пыталась (неудачно) помочь ему и Эльфриде продать рукопись «Бытия и времени» в Америке, чтобы выручить деньги. В ее философии элементы его творчества всегда занимали центральное место.

В 1969 году она написала эссе, которое опубликовали два года спустя в New York Review of Books под названием «Мартин Хайдеггер в восемьдесят лет». В нем она напомнила новому поколению читателей о том волнении, которое вызвал его призыв к мышлению в «туманной дыре» Марбурга в 1920-х годах. При этом она также задается вопросом, как он мог перестать мыслить адекватно в 1933 году и в последующие годы. У нее не было ответа на это. Как Ясперс однажды легкомысленно охарактеризовал Хайдеггера, назвав его «мечтательным мальчиком», так и Арендт завершает свое описание чересчур щедро: она сравнивает его с греческим философом Фалесом, беспечным гением, который упал в колодец, потому что увлекся созерцанием звезд.

Сам Хайдеггер, хотя и был старше Арендт на семнадцать лет, пережил ее на пять месяцев, прежде чем мирно скончался во сне 26 мая 1976 года в восемьдесят шесть лет.

Более сорока лет он лелеял веру в то, что мир обошелся с ним несправедливо. Он так и не оправдал надежд своих последователей на то, что однажды недвусмысленно осудит нацизм. Хайдеггер вел себя так, будто не знал, что люди хотят услышать, но его друг Генрих Виганд Петцет рассказывал, что Хайдеггер прекрасно знал, чего от него ждут: это только заставляло его чувствовать себя еще более непонятым.

Хайдеггер не позволял своим обидам отвлекать его от работы, которая продолжала вести по горным тропам и лабиринтам мысли. Он проводил много времени в Тодтнауберге, принимая визиты паломников, а иногда и более критически настроенных посетителей. Одним из таких стал выживший в концлагере поэт еврейского происхождения Пауль Целан, который в июле 1967 года, находясь во время отпуска из психиатрической клиники, выступил с лекцией во Фрайбурге. Местом проведения была та же аудитория, где Хайдеггер выступал со своей ректорской речью.

Хайдеггер, который восхищался творчеством Целана, пытался сделать так, чтобы он чувствовал себя желанным гостем во Фрайбурге. Он даже попросил своего друга-книготорговца обойти все книжные магазины города и проследить за тем, чтобы они вывесили в своих витринах названия книг Целана, чтобы поэт увидел их, проходя по городу. Это трогательная история, особенно потому что это, вероятно, единственный задокументированный пример того, как Хайдеггер действительно сделал что-то хорошее. Он присутствовал на чтении, а на следующий день отвез Целана в хижину. Поэт расписался в гостевой книге и написал об этом визите настороженное, загадочное стихотворение, которое называется просто «Тодтнауберг».

Хайдеггеру нравилось принимать путешественников, но сам он никогда не был Homo viator. Он с презрением относился к массовому туризму, который считал симптомом современного «опустыненного» образа жизни с его потребностью в новизне. Однако в преклонные годы он полюбил проводить отпуск в Провансе. Мучился над вопросом, стоит ли ему посетить Грецию — очевидное место, учитывая его давнюю одержимость ее храмами, скалами, Гераклитом, Парменидом и Софоклом. Но именно поэтому он и нервничал: слишком многое было поставлено на карту. В 1955 году он договорился о поездке со своим другом Эрхардом Кестнером. Билеты на поезд и пароход уже были заказаны, но в последнюю минуту Хайдеггер отменил поездку. Пять лет спустя они запланировали еще одну поездку, и снова Хайдеггер отказался. В письме он предупредил Кестнера, что, вероятно, так и будет продолжаться. «Мне дозволено думать определенные вещи о Греции, не видя самой страны… Необходимую концентрацию лучше всего найти дома».

В конце концов он все-таки поехал. В 1962 году Хайдеггер отправился в круиз по Эгейскому морю с Эльфридой и другом по имени Людвиг Хельмкен — юристом и политиком из правых центристов, прошлое которого было по меньшей мере таким же постыдным, как у Хайдеггера, поскольку он вступил в нацистскую партию в 1937 году. Их круиз пролегал из Венеции по Адриатике, затем они посетили Олимпию, Микены, Ираклион, Родос, Делос, Афины и Дельфы, после чего вернулись в Италию.

Поначалу опасения Хайдеггера подтвердились: в Греции ему ничего не понравилось. Олимпия превратилась в массу «отелей для американских туристов», писал он в своем блокноте. Ее ландшафт не смог «освободить греческий элемент земли, моря и неба». Крит и Родос были немногим лучше. Вместо того чтобы бродить в стаде отдыхающих, он предпочитал оставаться на корабле, читая Гераклита. Хайдеггер невзлюбил туманные Афины с первого взгляда, хотя ему понравилось, что друг подвез его к Акрополю ранним утром, пока толпы людей не пришли со своими