Принцесса викингов - Симона Вилар

Эмма поднялась. Колени ее дрожали, лицо горело.

– Не надейся! Я в твоем сердце, и это хуже болезни!

Ролло безразлично кивнул, зачерпнул пригоршню рассыпчатого снега и поднес его к губам.

– Мое сердце всегда при мне, – глухо проговорил он и добавил, словно роняя камни:

– Ты отвратительна мне.

После этого он размеренно зашагал по снежной целине, ни разу не оглянувшись. Эмма непроизвольно зажала уши – его последние слова не рассеялись в воздухе, не ушли, они вновь и вновь звучали в ней.

– Нет!

Сердце ее в один миг превратилось в болезненную, кровоточащую рану. А потом оборвалась натянутая до предела струна – и она захлебнулась горькими, как полынь, слезами, которые лились и лились, и казалось, им никогда не будет конца.

Лишь молчаливый лес и Господь в вышине видели, что она совершенно уничтожена.

Эмма вернулась в Байе, когда уже начали сгущаться сумерки. Город показался ей притихшим, но она была столь опустошена и подавлена, что не обратила на это внимания. Она медленно шла вдоль нескончаемых частоколов усадеб, направляясь в сторону церкви. Ей хотелось исповедаться; все, что было у нее на душе, так тяготило ее, что она не в силах была поднять голову.

Однако здешний священник, которому она обо всем поведала, остался совершенно невозмутим. Естественно, блуд – из числа смертных грехов, но он уже свыкся с тем, что женщины-христианки сходятся с варварами. Одной больше, одной меньше – не имеет значения, таков их удел. От этого и искупление, которое он ей назначил – семь покаянных псалмов и двухдневное воздержание от пищи, не считая хлеба и воды, – не показалось Эмме достаточной платой за то, что она совершила. Покидая церковные стены, она не испытывала ни малейшего облегчения.

На паперти ее ожидала сестра Мария.

– Теперь я наконец довольна тобой. Ролло уехал в отчаянии. Атли же выслушать его не пожелал.

– Уехал?.. – едва шевеля губами, переспросила Эмма. – Может, это и к лучшему.

Монахиня еще что-то торопливо говорила, но девушка, не слушая ее, побрела дальше. Сейчас ей хотелось одного – найти укромное место, затаиться и плакать, плакать без конца.

Когда она ступила на тун усадьбы Ботольфа, там было почти безлюдно. Не было того пчелиного гула, который висит над двором, когда в усадьбе много гостей. «Уехал…» – вновь произнесла она про себя, и сердце ее уколола острая игла. Зачем она это сделала? Сейчас в ней жили только ужас и стыд. Она стала блудницей, и Ролло справедливо возненавидел ее.

Крупный лохматый пес подбежал к ней, ласкаясь. Поскуливая, ткнулся холодным носом в ладонь. Раб вышел из дома, выплеснув что-то на снег. До нее донеслись голоса из-за приоткрытой двери, негромкое пение женщин. Жизнь шла своим чередом, но у нее не было сил войти туда и выдержать множество любопытных людских взглядов. Весь мир был сейчас чужим.

Едва передвигая ноги, она побрела в сторону стабюра, ибо, несмотря на пустоту внутри, где-то в глубине ее сознания теплилась единственная мысль – во что бы то ни стало она должна заставить себя поговорить с Атли. Он должен понять, что рано или поздно это должно было случиться, а ее вина состоит лишь в малодушии, из-за которого она так и не осмелилась открыто сказать, что не любит и никогда не сможет полюбить его, а его неуемное желание сделать ее своей женой убило все теплые чувства, которые она испытывала к нему. Она подло пряталась за спину Атли, когда ей это было необходимо, но отталкивала его, едва почувствовав себя увереннее. Да, ей давно следовало объяснить ему все, чтобы он не тешил себя пустой надеждой. Рано или поздно он смирился бы, свыкся с утратой, и ему не было бы так больно…

Однако в стабюре было пусто, темно и холодно. Пожалуй, Эмма ощутила облегчение. Она ощупью добралась до лежанки, опустилась на ее край, прижавшись лбом к изголовью, вырезанному в форме лошадиной головы. Так она и сидела, чувствуя, как холод медленно подбирается к самому сердцу. Еще совсем недавно, в лесу, ей было нестерпимо жарко… Нет, она не должна думать об этом… Атли… Сейчас время вечерней трапезы, и он наверняка в большом доме. Каково ему сейчас?

Она вздрогнула, услышав шаги на деревянной лестнице, но не пошевелилась. По легкому скрипу ступеней Эмма поняла, что это Виберга. Девушка долго возилась в темноте с кресалом, раздувала трут и наконец зажгла толстую восковую свечу – и охнула от неожиданности, обнаружив на ложе Эмму. Тень ее головы с тонкими, топорщащимися косичками странно преломлялась на деревянной опоре, поддерживающей кровлю.

– Что ты с ним сделала? – опомнившись, яростно зашипела Виберга, гневно щурясь, словно вмиг превратившись из мышки в кошку. – Ты всегда была ему врагом! Но Атли мне не верил… Ты истинная змея!

Эмма сидела, кутаясь в холодный мех. Не было ни сил, ни желания отвечать.

– Ты ведьма! – уперев руки в бедра, бушевала недавняя рабыня. – Атли рыдал как ребенок и никого не пожелал видеть, даже самого Ролло… Из-за тебя все перевернулось, и даже конунг уехал во гневе… Я никогда еще не видела, чтобы мужчина так плакал!

– Ну так поди, утешь его, – глухо произнесла Эмма. – Думаю, у тебя это получится лучше.

Виберга сердито фыркнула и вышла, хлопнув дверью. Однако Эмма слышала, что она не ушла, а уселась на верхней ступени лестницы, и догадалась, что, видимо, девушка уже пыталась приблизиться к Атли, но из этого ничего не вышло. Вскоре со двора стали долетать голоса, и Виберга, стуча сапогами, сбежала вниз, но вскоре вернулась, сопровождая Атли.

– Вот она, мой господин! – Виберга ткнула пальцем в ссутулившуюся на лежанке Эмму.

Атли, не взглянув в ее сторону, велел Виберге удалиться и откинул крышку сундука, доставая какие-то вещи. Его молчание подействовало на Эмму угнетающе. Когда он закашлялся и, склонившись, стал отирать губы, она попыталась приблизиться к нему, но он внезапно оттолкнул ее.

– Я уезжаю, – не оглядываясь на Эмму, произнес он. – Херлауг уже отправился к морю – готовить драккар. Я отправляюсь в монастырь Святого Михаила, что на границе с Бретанью. Надеюсь, там я скорее смогу забыть все случившееся.

Он говорил спокойно, и Эмма поняла, что кризис миновал. Пожалуй, ей стало от этого немного легче, как и от сознания того, что он не намерен брать ее с собой. Так или иначе, но своим поступком она кое-чего добилась. Теперь она свободна от Атли.

– Возможно, это и к лучшему, – тихо сказала она. – Атли, ты не можешь простить меня, но я могла бы любить тебя лишь как брата. Мое сердце навсегда принадлежит Ролло. Я должна была сказать это раньше, с самого начала…

Юноша кашлял, казалось, не слыша ее. Однако Эмма решилась продолжить:

– Ты не слеп – и сам видел, что между мной и Ролло что-то происходит. Я ничего не могла с собой поделать. Тебя же я жалею всем сердцем.

Эмма судорожно вздохнула.

– Если тебе достаточно жалости, я готова поехать с тобой, готова делать то, что ты скажешь.