Война за океан - Николай Задорнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Утром крестный ход. Множество духовенства. Несли образ чудотворной Албазинской божьей матери.
Разгильдеев, начальник горных заводов, могучий и на вид добродушный толстяк, так постарался. Он согнал на Шилку чуть ли не всех каторжников с окрестных рудников и заводов, приодел их в красные рубахи, составил из них хоры, которые всюду встречали губернатора пением. Муравьев уже знал, что на каторге всегда есть художники и поэты, им представилась возможность развернуться, выказать свои таланты и этим заслужить смягчение наказания.
Еще арки! Всюду горят плошки, огромная иллюминация. Тут уж больше вкуса: кроме огней, еще и цветы искусственные! А вот целый парк из лиственницы, березы, багульника, сосны… Муравьев был так тронут выражением всенародного подъема духа и любви к себе, что на этот раз даже не вспомнил о том, что этот парк бутафорский, хотя до того не раз приходило в голову, как хорошо было бы, если бы на Шилкинском заводе в саду на самом деле росли березы и сосенки. Он уж не думал о том, сколько тут лести и лжи. В глубине души он знал это, но ведь так и надо, пусть. Народ видит, а это главное. И главное, очевидно, что все рады и Сибирь всколыхнулась.
На транспаранте среди огней и цветов с большим умением и вкусом нарисован рыцарь. Он стоит на стрелке, где сливаются Аргунь и Шилка. В руках — щит и меч. Тут же нарисовано устье Амура, в воздухе — орлы, в море — киты, тут же соболи и тайга.
Да, по всем признакам, сплав готовили основательно.
На пирамиде позолоченными буквами написано, когда и какие важнейшие исторические события произошли на Амуре. Миша, неотступно следовавший за генералом, как бы невзначай обмолвился: «В ваше царствование…», но поперхнулся и тут же поправился…
Среди людей, устроивших этот праздник, были весьма образованные люди, дельные, годами трудившиеся, готовившие сплав, инженеры, офицеры, моряки, люди честные, многие из них с развитым вкусом, но в ожидании прибытия Муравьева все, видно, как ополоумели и подчинились привычке безропотно раболепствовать и подчиняться. Здесь чествовали Муравьева, как государя.
Но вот и щит с вензелем государя. Тут выстроены войска, народ кричит «ура». Вспыхнули, засверкали, заискрились бенгальские огни…
Хор каторжников, одетых в яркие рубахи и шапки, чтобы не видно было бритых голов, запел:
Как за Шилкой за рекой
В деревушке грязной
Собрался народ толпой,
И народ все разный…
…Тут складские торгаши
С ихними женами…
К Муравьеву подвели высокого седого казака. Генерал узнал его, это Карп Бердышов.
— Карп Иванович! — воскликнул генерал. — Я рад тебе, братец.
— Здравия желаю, ваше высокопревосходительство.
— Что ты тут делаешь?
— Да вот стараюсь.
— Это ты наш корабельный плотник?
— Как же, я сызмальства с отцом лодки делаю.
Карпа из родной деревни, едва он туда явился на побывку, атаман взял с собой на праздник.
— Я очень рад, — сказал Муравьев, — да почему же ты не с войском?
«Вот не было печали, — подумал Карп, — а ну как заставят».
— Годами вышел, ваше высокопревосходительство.
— Недолго исправить беду. Я скажу только, и выдадим форму, и чин урядника получишь. Год-два прослужишь, — громко говорил Муравьев, чтобы слышали столпившиеся вокруг простолюдины. — Проведешь сплавы, и сделаю тебя офицером. Для меня ведь нет разницы — простой народ или благородный.
— Премного благодарен, да здоровье не то. Теперь молодые пойдут со сплавом. Они и обучены, как воду мерять. А ведь наш стариковский промер какой — шест и все. Сын у меня в казачьем батальоне. Только что взят, от хозяйства оторван. Сплавщиками идут амурцы Алексей Бердышов и Маркешка Хабаров, ведь вы их знаете, ваше высокопревосходительство.
Муравьев вспомнил Алексея Бердышова. Вспомнил он и невысокого Маркешку, которого когда-то возили в деревянной клетке на верблюде через всю Монголию из Китая, куда он попал после того, как был захвачен маньчжурами на Амуре в плен.
— Да я вас всех тут знаю! А тебе, братец Карп, очень благодарен. Ты лучший плотник… Будешь награжден! Я всегда отмечаю лучших.
Муравьев обнял и поцеловал при всех Карпа.
— Я очень рад, что Бердышов и Хабаров послужат у меня сплавщиками. — И подумал: «Хабаров! Одна фамилия чего стоит! Жаль только, что казачишка годен под стол пешком ходить. Лучше бы уж Карп был Хабаровым, тогда бы я его обязательно взял с собой, каким бы ни был его возраст». — А у тебя, братец, мать не урожденная Хабаровых? — спросил он.
— Никак нет. Она — Косых, — со страхом ответил Бердышов, до привычке опасаясь подвоха со стороны начальства.
А по ночной реке уже поплыли лодки с фейерверками.
Наутро снова служили молебен. Потом стальная щетина штыков потоками полилась на суда. Войска грузились на баржи. Опять раздался звон колоколов. Икону Албазинской божьей матери провезли перед строем кораблей. Священники, стоя на баркасах, святили суда и кропили их святой водой. Муравьев на берегу принял благословение и поцеловал крест. После этого он явился на свое судно и приказал отваливать.
Стали поднимать якоря и отдавать концы. Оркестр грянул «Боже, царя храни». Сплав тронулся. На переднем судне на мачте полоскался генеральский флаг.
Новая эра в истории наступила. Сплав пошел. Муравьев на лодке отправился по баржам. Поднявшись на головное судно, он увидел маленького смуглого казака.
— Эх, братец, так это ты?
— Здравия желаю! — отчеканил Маркешка.
— Э-э, брат, я тебя знаю. Ты Хабаров. В Цурухайтуе рассказывали мне, как ездил в ящике по Китаю.
— Точно так, ваше высокопревосходительство!
— Я слышал, тебе славно жилось с тех пор. Почет был.
— Как же, ваше высокопревосходительство! Даже шибко!
— Ну вот видишь! А теперь вместе с тобой идем по Амуру. Ты потомок Хабарова. И я, губернатор, горжусь тем, что ты у меня на сплаве. Я возьму тебя своим проводником.
— Премного благодарен, ваше…
— Вы все такие же молодцы! — громко обратился генерал к товарищам Маркешки.
— Здравия желаем…
— А как я? Постарел? — спросил генерал у Маркешки, помня, что тот за словом в карман не полезет.
— Нет, шибко молодой! Девки еще полюбят.
— А ружья делаешь?
— Нет, запрещено, ваше высокопревосходительство.
— Как же так ружья делать запретили? Кто посмел? Я разрешаю. Делай.
Тут Маркешка, вопреки уставу, развел руками и поглядел по сторонам, как бы показывая, что о чем же, мол, толковать.
— Вернешься и делай ружья, — продолжал губернатор. — Записку дам.