Янычары в Османской империи. Государство и войны (XV - начало XVII в.) - Ирина Петросян

С этими силами он двинулся к Конье, где в это время находился его брат Селим. Сулейман послал на помощь последнему войско, в которое вошли 3 тыс. янычар, несколько бёлюков придворных сипахи, пушкари и джебеджи. Во главе этого воинства был поставлен Соколлу Мехмед-паша. Румелийское войско также получило приказ быть готовым поддержать действия правительственных сил. Весной 1559 г. правительственные войска во главе с Соколлу Мехмед-пашой и армия Баязида встретились. Вместе с Баязидом находился его сын Орхан. Воины мятежного шехзаде сражались с таким мастерством и рвением, что первый день сражения не смог принести победы правительственному войску, несмотря на примененную им артиллерию. Утром следующего дня Лала Мустафа-паша объехал посланное Сулейманом войско и передал каждому бейлербею и санджакбею слова приветствия и благословения от принца Селима, прося воздержаться от грабежей в случае победы. Победа не заставила себя ждать, и Баязид с сыном были вынуждены бежать73. При этом был казнен Эрзерумский бейлербей Айас-паша, обвиненный в том, что предоставил Баязиду подковы и гвозди для его лошадей. Бегство мятежного шехзаде означало, что борьба еще не была закончена. Что касается шехзаде Селима, то в рамках антииранской кампании он получил приказ султана зимовать в Алеппо вместе с присланными к нему из столицы янычарами74.

Шехзаде Баязид нашел убежище во владениях иранского шаха, отдавшись в руки правителя Ревана Шахкулу Султана. Однако в 1561 г. он был выдан шахскими должностными лицами посланцам Сулеймана и Селима и задушен вместе с четырьмя своими сыновьями75. Таков конец истории борьбы за трон, развернувшейся между сыновьями Сулеймана в 1552 г. в начале восточного похода их отца против шаха Тахмаспа. Она имела и некоторые иные последствия.

В 1552 г., после казни шехзаде Мустафы, принц Баязид на время похода был оставлен наместником султана в Эдирне, пользуясь тогда еще полным доверием отца. Вскоре ему пришлось, однако, начать борьбу с объявившимся в районе Салоник и Йени Шехира (Лариса) самозванцем, Лжемустафой, объявившим себя сыном Сулеймана, чудесным образом избежавшим казни. Как и следовало ожидать, этот самозванец, внешне похожий на казненного шехзаде Мустафу, нашел поддержку среди местных румелийских акынджи, т. е. в той среде, где в наибольшей степени еще сохранялись традиции тюркского социума с его почитанием старшинства, а Мустафа, напомним, был старшим сыном Сулеймана. Один из акынджи по имени Оюл Тугджа стал великим везиром самозванца, объявившего о своих претензиях на престол по праву старшего сына султана. Среди студентов медресе нашлись двое, согласившихся стать кадиаскерами самозванного правителя. Самозванец сумел также войти в контакт с суфиями Добруджи, еще не забывшими идеи вольнодумца Бедреддина Симави.

Учитывая поддержку, которую смог получить Лжемустафа в Румелии, начала складываться опасная для османской династии ситуация. Самозванец присвоил себе право суда и наказания, а также привычные внешние знаки власти — барабан и знамя. Его поддержали консервативные слои тюркского населения Румелии, всегда стоявшие на стороне традиции.

Борьбу с Лжемустафой шехзаде Баязид начал с того, что послал против него отряд своих придворных сипахи (капыкулу) во главе с личным стремянным агой. В борьбу с Лжемустафой было приказано вступить также правителю Нигеболу Мехмед-хану, выходцу из династии Зулькадир. Вскоре о событиях в Румелии стало известно Сулейману, находившемуся в это время в восточном походе в Амасье. Он немедленно отправил на помощь Баязиду Соколлу Мехмед-пашу, предоставив ему 3 тыс. янычар и четыре бёлюка придворных сипахи. Янычары и придворные сипахи в данном случае выступают как единственная нейтральная сила, способная противостоять румелийским сипахи, оказавшим поддержку самозванцу.

Войску Соколлу Мехмед-паши, посланному против Лжемус-тафы, не пришлось участвовать в подавлении возникшей смуты. По прибытии в Эдирне Мехмед-паша узнал о том, что Лже-мустафа уже задержан с помощью своего же «великого везира» Оюл Тугджа, передавшего его в руки правителя Нигеболу. Смутьян был переправлен в столицу и казнен, а предавший его Оюл Тугджа получил награду — зеамет (условное земельное пожалование с более высоким, чем тимар, доходом). Постепенно были пойманы и казнены и другие сторонники самозванца76.

Поход против Сефевидского Ирана, начавшийся в 1552 г. при столь драматических обстоятельствах, с самого начала возбудил глухое недовольство в войске, особенно среди янычар, не предвидевшихся от него для себя никаких выгод. Это не могло не беспокоить Сулеймана. Судить об этом можно по тому, что весной 1554 г., после зимовки в Алеппо, султан устроил торжественный диван, на который были приглашены все офицеры и старейшины янычарского корпуса. Совет, устроенный в огромном султанском шатре на равнине вблизи Алеппо, произвел сильное впечатление на присутствующих. В диване участвовало около тысячи человек. Султан льстил своему войску, взывал к его верноподданическим чувствам и всячески пытался заручиться его поддержкой. Сначала он обратился к офицерам с вопросом о состоянии войска и о трудностях похода, а затем разъяснил причины, по которым он был предпринят. Сулейман говорил о попрании чести Османского государства в результате «преступных действий беспутного шаха против ислама». Но главное, султан торжественно заявил, что знает о том, что «янычарские гази» не жалеют своих трудов во имя ислама, что он уверен в их ревностной службе и в будущем и что служба эта будет щедро вознаграждена.

Янычарские офицеры были польщены столь необычным вниманием к себе султана и заявили, что безропотно последуют за Сулейманом куда бы он ни направился — в Индию ли или Китай, будь это даже труднодоступные горы, и что они готовы пожертвовать во имя султана своими жизнями. Сразу же после этого экстраординарного совета, устроенного для янычар, Сулейман пригласил к себе офицеров придворной гвардии сипахи и своих сановников, также разъяснив им причины предпринимаемой военной экспедиции77.

Сам факт отдельного приглашения на диван офицерской верхушки янычарского корпуса во время похода свидетельствует о том, что верховная власть уже в полной мере осознавала политическое и военное значение янычарского корпуса как силы, на которую приходилось опираться во внутридинастийной борьбе и при решении государственных задач военного характера. Янычарское войско приобретало решающее значение в турецкой армии и от его настроений зависели успех или неуспех военных предприятий султана. Очевидно, что к середине XVI в. янычары обрели некую самостоятельную политическую силу, с которой все более приходилось считаться.

От настроения янычар зависел и успех предпринятого похода против Тахмаспа. Между тем восточная кампания Сулеймана 1553–1554 гг. не принесла янычарам ни доходов, ни славы. Шах Тахмасп вновь был невидим и неуловим, поиск и преследование его армии среди горных троп и дорог оказался тяжелым физическим испытанием для янычарской пехоты, не находившей никакой материальной компенсации понесенных тягот. Сулейман жаждал внушительной и убедительной победы над врагом — этого требовал престиж его власти. От Диярбакыра его армия двинулась в сторону Эрзерума. Дороги были столь трудны для переходов, что янычары выступали в путь на день раньше остальной части армии. После нескольких дней трудного пути Сулейман щедро одарил свое придворное войско, выдав ему вознаграждение в золотой монете. Между тем люди одного из местных курдских беев доставили Сулейману языка — турецкая армия остро нуждалась в информации о местонахождении Тахмаспа. Уже зная, где находится иранский шах, по равнине перед Карсом турецкая армия двигалась во всем своем великолепии и внушительной мощи, желая произвести должное впечатление на противника, который мог наблюдать всю эту картину. При этом Тахмаспу было послано письмо, в котором он обвинялся в отступлении от правоверия и бесчинствах по отношению к местному населению. Сулейман вызывал Тахмаспа на открытый бой78. Однако шах не решился вступать в сражение с армией Сулеймана. В «Мебде-и канун» приведен эпизод, в котором рассказывается о проявленном якобы шахом малодушии перед лицом турецкой армии, явившей себя во всей своей силе и великолепии, а также о том, как приближенные Тахмаспа успокаивали и ободряли своего повелителя. Анонимный автор «Мебде-и канун» сообщает, что именно янычары посоветовали Сулейману построить всю свою армию и двигаться в боевом построении для устрашения иранского шаха79.