Забрать любовь - Джоди Пиколт

— И тем не менее в прошлом году мы потеряли десять тысяч долларов, — глубоко вздохнув, закончил Джош.

— Вы потеряли десять тысяч долларов! — прошептала я. — Но если ферма не приносит прибыли, почему она продолжает это делать?

Джош улыбнулся. Вдалеке мама что-то прошептала на ухо Жан-Клоду и вдруг взлетела в седло. Она крепко держала поводья, пока лошадь не перестала брыкаться и трясти головой. Мама подняла лицо к небу и рассмеялась.

— Это ее карма, — пожал плечами Джош. — Почему же еще?

* * *

С каждым днем мне становилось все легче. По утрам, после того как мы заканчивали чистить стойла и выводили лошадей на пастбище, я целый час ездила верхом на Тони, самой спокойной из принадлежащих маме лошадей. Ноги перестали казаться мне туго натянутыми ремнями, и я начала предугадывать маневры лошадки, имевшей дурную привычку перед препятствием шарахаться вправо. Мне покорился даже легкий галоп, поначалу казавшийся слишком быстрым и не поддающимся контролю. Теперь Тони трогался с места так мягко, что я могла закрыть глаза и представить себе, что лечу на крыльях ветра.

— Что еще ты хотела бы попробовать? — донесся из центра манежа мамин голос.

Я перевела Тони на шаг.

— Давай прыгать, — предложила я. — Я хочу попробовать высотное препятствие.

Я уже знала, что все эти заборы называются барьерами, что прямая поперечная перекладина называется вертикалью, а перекладины, расположенные в форме буквы «Х», — это крестовина. Поскольку рост Тони составлял лишь четырнадцать ладоней, он не мог брать высокие препятствия, но, будучи в хорошем настроении, легко преодолевал двухфутовую вертикаль.

Я обожала прыжки. Мне нравилось подводить лошадь к препятствию, слегка сжимать бедрами и икрами ее бока и ощущать поразительную мощь, отрывающую ее от земли. Как только Тони отталкивался, я приподнималась с седла и зависала в таком положении, пока меня не догоняла спина лошади.

— Не смотри вниз, смотри вперед, через препятствие, — не уставала повторять мама.

Я смотрела и видела поросший густым кустарником берег ручья. Я не переставала удивляться, что буквально считаные секунды спустя мы с Тони возвращались на грешную землю.

Мама установила для меня полосу из шести препятствий. Я похлопала Тони по шее и собрала поводья, чтобы пустить конька в галоп. Мама что-то мне прокричала, но я ее уже не слышала. Мы летели по манежу так легко, что мне казалось, будто копыта Тони не касаются земли. Первый прыжок получился очень затяжным, и я невольно откинулась назад. Тони уже снова набирал скорость, и я знала, что должна заставить его замедлить ход, но тело мне почему-то не подчинялось. После следующего прыжка Тони помчался вокруг манежа. Он как-то странно наклонился в одну сторону, и я упала.

Когда я открыла глаза, Тони щипал траву у края манежа, а надо мной стояла мама.

— Это случается со всеми, — сообщила она мне, протягивая руку и помогая подняться. — Как ты думаешь, в чем была твоя ошибка?

Я встала и отряхнула бриджи, которые она мне одолжила.

— Кроме того, что он мчался со скоростью сто миль в час?

Мама улыбнулась.

— М-да, это было довольно быстро.

Я потерла шею и поправила черный бархатный шлем.

— Он наклонился. Я знала, что упаду, раньше, чем это произошло.

Мама подвела ко мне Тони, и я снова вскарабкалась в седло.

— Молодчина, — улыбнулась она. — Это произошло оттого, что, когда ты скакала по диагонали, ты сменила направление. Когда скачешь по кругу, тяжесть тела лошади должна приходиться на внутреннюю ногу, верно?

Я кивнула, потому что хорошо помнила этот урок. Мне это далось нелегко, но в конце концов я усвоила: когда лошадь скачет галопом, нога, находящаяся с внутренней стороны манежа, должна опускаться первой. Это помогает лошади держать равновесие.

— Когда ты меняешь направление движения, лошадь должна поменять ногу. Тони сам не может этого сделать. Для этого он недостаточно умен. Он будет скакать в перекошенном положении, пока не упадет или не сбросит тебя. Фактически ты должна сообщить ему, что он должен сделать что-то новенькое. Ты переводишь его на рысь, а потом снова пускаешь в галоп. Это называется сменой ноги.

Я покачала головой.

— Мне никогда всего этого не запомнить.

— Тут нечего запоминать, — возразила мама, щелкая языком, что послужило для Тони сигналом пуститься рысью. — Сделай восьмерку и не останавливайся. И помни: он не сделает то, что тебе нужно, пока ты не объяснишь ему, чего, собственно, хочешь. Итак, теперь ты скачешь по диагоналям и заставляешь его менять ногу.

К тому времени, как мы закончили первую диагональ, я уже начала подводить Тони к прыжку. Посмотрев на его копыта, я увидела, что он скачет с той же ноги, что и перед прыжком, только теперь это была его внешняя нога, поскольку мы сменили направление. Я потянула за поводья, заставив Тони перейти на рысь, после чего развернула его мордой к препятствию и снова пустила в галоп.

— Отлично! — крикнула мама, и мы зашли на новый прыжок.

Я отрабатывала эту модель до тех пор, пока не поняла, что дышу тяжелее, чем Тони. Не дожидаясь маминого распоряжения, я перевела его на шаг. Я легла на шею Тони и вздохнула, уткнувшись лицом в его жесткую гриву. Я знала, что это такое — нестись на полной скорости, понимая, что ты уже давно потерял равновесие, и не имея ни малейшего понятия, как исправить ситуацию.

— Тебе повезло, потому что тебе есть кому подсказать, — прошептала я.

Я представила, как было бы здорово, если бы кто-нибудь подталкивал меня в нужном направлении, если бы я чувствовала ласковую и уверенную руку, заставляющую меня замедлить ход и сменить ногу, прежде чем снова пуститься в галоп.

* * *

— Когда мне можно будет сесть на Донегола? — спросила я.

Мы вместе вели его к полю, где мама любила на нем скакать. Ветер трепал его гриву, а он нетерпеливо натягивал прикрепленный к недоуздку кожаный повод.

— Ты можешь сесть на него прямо сейчас, — ответила мама, — только имей в виду, что не ты будешь управлять им, а он будет управлять тобой. — Она подала мне поводья и поправила ремешок своего шлема. — Это феноменальная лошадь. Он прыгнет через любое препятствие и сразу же сам сменит ногу. На нем ты будешь выглядеть идеально, фактически ничего не умея. Если ты хочешь чему-то научиться, это надо делать на такой рабочей и норовистой лошадке, как Тони.

Мама прыгнула в седло и пустила Донегола рысью. Я села на траву и залюбовалась. Потом открыла альбом и достала угольный карандаш. Я пыталась передать дух, струившийся по маминому позвоночнику и соединявший ее с мощным конем. Она, похоже, вообще не касалась лошади, а мысленно передавала ему все свои пожелания к смене аллюра или направления.

Я нарисовала спутанную черную гриву и грациозно изогнутую шею лошади, пар, поднимающийся от ее боков, и ритм ее затрудненного дыхания. Я передала игру мышц под ее кожей и первобытную силу, рвущуюся из ее ног. Мама наклонилась к шее Донегола и прошептала что-то, чего я не услышала. Полы ее рубашки взлетели, и она помчалась как ветер.