Адмирал Колчак - Валерий Поволяев

– Ур-ра-а-а! – продолжали реветь матросы – действия Колчака им нравились. – Колчак – настоящий революционный адмирал! – И пачками покидали корабли, чтобы сходить на танцы в Морское офицерское собрание.

Когда об этом сообщили Колчаку, он лишь поморщился. Офицеры в своем собрании, кстати, почти не появлялись.

– Канторович, наведите порядок среди... своих, – попросил Колчак своего «коллегу» – председателя ЦВИКа. Тот уныло развел руки в стороны:

– Не могу!

– Тогда возьмите маузер и шлепните пару горлопанов! Мигом все наладится.

– И это не могу. – Вид Канторовича сделался еще более унылым.

Революционное напряжение нарастало. При участии Колчака было произведено перезахоронение останков лейтенанта Шмидта[151]– руководителя восстания на крейсере «Очаков», расстрелянного в 1906 году. Колчак на митинге снова сказал речь – за собой он наблюдал словно со стороны и с горечью отмечал, что из боевого адмирала он потихоньку превращается в штатного политического говоруна, – эта речь его, как и прежние, также была принята с восторгом.

– Ну, как вам наш адмирал Колчак? – спрашивали черноморцы у своих корефанов – балтийских делегатов, не перестающих удивляться тому, что зима с весною в Крыму – все равно что лето на Балтике. «Лепота, – вздыхали они, – при таком климате ревматизма никогда не прижмет. Хорошо тут кантоваться!» – завидовали они черноморским матросам и на вопросы о Колчаке не отвечали.

– Ну, как вам наш Колчак? – продолжали приставать к ним черноморцы с разными «глупостями». – Хороший ведь мужик... Боевой.

– Поживем – увидим, – снисходили до туманных ответов балтийские делегаты. – Пока каши дают вволю, перестанут давать – скажем все, что думаем про вашего адмирала. Он у нас на Балтике также фигура известная.

Надо было выходить в море – флот давно не показывал свои зубы ни туркам, ни румынам, ни австриякам с немцами. Впрочем, после того как Вилли Сушона назначили командовать флотом на Балтике, воевать здесь стало скучно – скоро совсем достойных противников не будет. Хотя, по данным разведки, Сушон пока продолжал оставаться на здешнем театре войны.

Колчак распорядился перенести свой штандарт на линкор «Императрица Екатерина Великая».

– Приготовиться к выходу в море! – отдал он распоряжение штабу в тот момент, когда перед ним положили сообщение, что на линкоре «Императрица Екатерина» неспокойно. – Приготовиться к выходу в море! – повторил команду Колчак. Спросил у Смирнова: – Михаил Иванович, в чем дело?

– Матросы потребовали убрать с линкора офицеров с немецкими фамилиями. Обвиняют их в шпионаже в пользу Германии.

– Час от часу не легче! – Колчак ощутил, как у него раздраженно задергалась щека.

– А мичмана Фока – в попытке взорвать корабль.

– Кто это такой – мичман Фок?

– Храбрый и честный офицер. Воюет, как и все, – без малого три года... Неплохо воюет.

– А попрекают его, конечно же, тем, что он даже не знает, как пахнет горелый порох.

Колчак решительно нахлобучил фуражку-большемерку на голову, она мигом сползла ему на нос и сделала адмирала похожим на уличного уркагана.

– Вы куда, Александр Васильевич?

– На «Императрицу Екатерину»...

– Один? Это опасно.

– Нынче, Михаил Иванович, даже в гальюн ходить опасно.

– Я с вами, Александр Васильевич!

– Нет. Я один. – Колчак резко нагнул голову, набычился, и в ту же секунду Смирнов неожиданно увидел в его глазах некое смятение и понял: адмирал растерян.

Растерян он не по поводу какого-то конкретного случая – скажем, «немецкого» бунта на линкоре. Растерян от того, что творится в стране, он не понимает всего происходящего в России – как, впрочем, не понимает и сам Смирнов, – и вся его кипучая деятельность замешана на одном – на сознании того, что в открытом море во время шторма оставаться нельзя, надо прибиваться к какому-то берегу. Либо к одному, Либо к другому, либо... к третьему. Если он останется в море – непременно погибнет.

Адмирал прыгнул в катер, под днищем маленького бокастого суденышка взбугрился пенистый вал – катер, с ревом съехав с пенистого бугра, помчался к линкору «Императрица Екатерина Великая».

Едва он отбыл, как по антеннам штабного радио пробежала искра – штаб принял радиограмму с линкора: «Мичман Фок застрелился у себя в каюте».

Смирнов с досадою всадил кулак в стол – как из ружья, сразу из двух стволов» пальнул:

– Сволочи!

Вернулся Колчак через два часа – бледный, злой, с крепко сжатым ртом.

– Команда попросила прощения, – нехотя разжал он рот. – А Фока жалко. Говорят, хороший был офицер.

Через час, вечером, когда небо сделалось лиловым, тихим, а по земле, крадучись, будто звери, поползли печальные тени, в штаб флота пришло еще одно сообщение: в Гельсингфорсе пьяными матросами был убит командующий Балтфлотом вице-адмирал Непенин.

Непенина Колчак знал как храброго и честного человека. Немцы ненавидели его не меньше Колчака – раньше в руках Адриана Ивановича Непенина была сосредоточена вся разведка, и на должности главного разведчика Балтики он немало насолил «немакам». Колчак поугрюмел, рванул крючок на воротнике кителя, позвал к себе Смирнова:

– Идите, Михаил Иванович, помянем хорошего человека.

Он достал из шкафа бутылку коньяка, хотел было попросить адъютанта, чтобы тот принес несколько бутербродов, но махнул рукой, взял два стакана, стоявшие на хрустальном подносе рядом с графином, налил в них коньяк. Лицо его странно дернулось, в груди послышался зажатый скрипучий звук.

– Пусть земля будет тебе пухом, дорогой Адриан Иванович, – сказал он и залпом выпил коньяк.

Если Колчак не разбирался в политических коллизиях, в сопении, в возне, в желании набить друг другу морду, в подковерной борьбе, которую всегда обожали российские политики, то в военных делах он разбирался превосходно. Он понимал, что начавшийся развал русской армии полностью развязывает руки немцам, и стоит им немного активизироваться, как русская кровушка польется широкой рекой на всех фронтах. И на море тоже.

Германские корабли, все эти «Гебены» и «Бреслау», зажатые в турецких бухтах так, что они дальше маяков носа не высовывают, сейчас могут вновь появиться на Черном море и почувствовать себя хозяевами – особенно если поймут, что Колчак уже никогда не сумеет провести операцию, к которой он столько готовился, – взятие Босфора и Константинополя.

В этом случае кайзер может очень скоро снять крупные сухопутные силы, которые держит здесь, и бросить их на север, в Румынию, где русские войска увязли в тяжелых позиционных боях, и очень быстро решить все в свою пользу... Тогда остается выбросить белый флаг... Надо было срочно показывать немцам зубы.

Штандарт командующего флотом по-прежнему болтался на «Императрице Екатерине Великой», и Колчак вскоре переселился на линкор.