Плач - К. Дж. Сэнсом

Он снова вышел и через несколько минут вернулся.

– Ставни и в самом деле зеленые, как сказано в записке. Они закрыты, но я заметил в щелях свет на первом этаже. – Джек приподнял брови и улыбнулся. – Делать пока нечего, только ждать вечернего звона. – Он сделал еще один большой глоток пива.

– Спасибо, – тихо сказал я. – Я бы ничего такого не придумал.

Мой помощник кивнул:

– Мне было довольно интересно убедить констебля помочь нам, проследив за этим домом. И даже та стычка в трактире, сказать по правде, понравилась, несмотря на раненую руку. Старые привычки так просто не умирают. – Он вдруг нахмурился. – Но у меня уже не та быстрота и энергия, как раньше. У меня хорошая жена, хорошая работа, ребенок, и скоро будет еще один… – Какое-то время Джек смотрел куда-то вдаль, а потом сказал: – Когда я был мальчишкой, лорд Кромвель вытащил меня из канавы. У него мне тоже работа понравилась – там требовался острый ум, а иногда и острый нож. Но такая работа – для молодых и для тех, кому нечего терять.

Мне на ум пришел стих из Священного Писания, и я процитировал его:

– «Когда я был младенцем, то по-младенчески говорил, по-младенчески мыслил, по-младенчески рассуждал; а как стал мужем, то оставил младенческое»[38].

– У меня никогда не было возможности что-то делать по-младенчески. – Барак снова припал к пиву и жестко посмотрел на меня: – Старые пристрастия – я по-прежнему люблю возбуждение от того, что быстро двигаешься, быстро думаешь и быстро замечаешь, а не сидишь за столом. Сегодня я снова это понял. – Он задумался, а потом взглянул на меня и тихо признался: – Вы знаете, несколько месяцев назад я прошел на улице мимо своей матери.

Я изумленно уставился на него. Мне было известно, что после смерти его отца его мать быстро вышла замуж за другого человека, которого Барак терпеть не мог, и что к двенадцати годам он оказался на улице.

– Она была старая, сгорбленная и несла охапку хвороста, – рассказал мой помощник. – Не знаю, что стало с отчимом – надеюсь, что умер.

– Ты поговорил с ней?

Джек покачал головой:

– Она шла навстречу, и я сразу ее узнал. Я остановился, не зная, сказать ей что-нибудь или нет. Мне было ее жаль. Но она быстро прошла мимо, не узнав меня. Вот так. Оно и к лучшему.

– Как ты мог ожидать, что она тебя узнает? Ты не виделся с ней больше двадцати лет!

– Хорошая мать узнала бы собственного ребенка, – упрямо проговорил Барак.

– Ты сказал Тамасин?

Мой собеседник покачал головой:

– Она стала бы уговаривать меня, чтобы я ее разыскал. А я не хотел. – Он сжал челюсти.

– Извини.

– Что сделано, то сделано, – сказал Джек и сменил тему. – Вы понимаете, что Ника может не быть в этом доме, если даже он еще жив. Этим людям нужны вы, чтобы выяснить, что вам известно, и они не будут церемониться. А после этого вы им будете не нужны.

Я встретил его взгляд.

– Знаю. Но если они собираются допрашивать меня, это займет время. Поэтому мне и понадобился ты – чтобы следить за домом. Если я не выйду через двадцать минут, зови своего нового друга-констебля. Я собирался сказать тебе, чтобы бежал в Уайтхолл, но так будет лучше и быстрее.

– Хорошо. – Барак твердо посмотрел на меня своими карими глазами и серьезно сказал: – Вам нужно удалиться от королевы. Каждый раз, когда вы подходите к этой выгребной яме, называемой королевский двор, то попадаете в опасность.

– Королева в опасности.

– Похоже, что по собственной вине.

Я снизил голос до шепота:

– Король умирает.

– Да, я слышал слухи.

– Это уже не слухи. Я дважды мельком его видел. Судя по его состоянию – не вижу, как он может протянуть больше нескольких месяцев.

– А потом?

– Потом, если реформаторы возьмут верх, королева может стать одной из тех, кто будет править от имени принца Эдуарда, возможно, даже сделаться регентом, как это было, когда два года назад король повел войско во Францию. Но эта книга, если попадет не в те руки, может убить ее.

Барак наклонил голову:

– Даже если она уцелеет и реформаторы победят, на власть будут претендовать Сеймуры. В конце концов, они в кровном родстве с принцем Эдуардом. Если они возьмут власть, королева сможет снова выйти замуж. – Он пристально посмотрел на меня. – Вероятно, еще одно политическое замужество, за кого-нибудь, имеющего влияние при дворе.

Я криво усмехнулся:

– Джек, у меня никогда не было никаких отдаленнейших надежд для себя лично, если ты это имеешь в виду. Екатерина Парр была гораздо выше меня по положению еще до того, как вышла за короля. Я всегда это знал.

– Тогда пусть это будет последний раз! – сказал Барак с внезапной свирепостью.

* * *

В девять с церкви сквозь сумерки донесся вечерний звон, и таверна опустела. Мы вышли на улицу, и я увидел на углу констебля с зажженным фонарем. Рядом стоял здоровенный парень помоложе.

– Только что заступил, джентльмены, – многозначительно сказал он Бараку, и тот кивнул.

Мы оставили их и пошли по Нидлпин-лейн до вывески с флагом, где тоже расходились посетители. Здесь люди были помоложе и погрубее. Среди них я увидел нескольких подмастерьев. Джек кивнул на дверь позади.

– Я буду ждать там. Чтобы не было видно.

Я набрал в грудь воздуха.

– Двадцать минут.

– Буду отсчитывать. Удачи.

– Спасибо.

Я пошел дальше на подрагивающих ногах. Пройдя мимо бедной хижины, где за окном виднелась семья оборванцев, ужинавших при свете дешевой свечи, я оказался у дома с зелеными ставнями. Как и Барак, я разглядел свет сквозь щели, а взглянув на верхний этаж, заметил и там слабое свечение – кто-то следил за улицей. Но Барака этим людям оттуда видно не было.

Я постучал в деревянную дверь, и внутри тут же послышались шаги. Дверь открылась, и на меня уставился невысокий, плотного сложения человек в заляпанной рубашке. В одной руке он держал свечу, а другой придерживал кинжал на поясе. Элиас описал людей, пытавшихся проникнуть в дом Грининга, довольно расплывчато, но этот человек вполне мог быть одним из них. Ему было под тридцать, и из-под его густой шевелюры на меня смотрело квадратное грубое лицо со злобным выражением, говорившим о вспыльчивости.

– Я мастер Шардлейк, – сказал я. – Я получил записку.

Незнакомец коротко кивнул и посторонился. Я вошел в комнату с тростниковой циновкой на полу. Единственной мебелью здесь был стол на козлах со стоящим на нем большим шандалом и табуреты вокруг. Расшатанная лестница вела на верхний этаж. На одном из табуретов сидел Николас со связанными за спиной руками и кляпом во рту. У него был синяк под глазом, а на губах и рыжих волосах запеклась кровь. Позади него стоял другой молодой человек, высокий, одетый как джентльмен, в хорошем зеленом камзоле, с кружевными рукавами и воротничком рубашки. У него были острые лисьи черты лица и аккуратно подстриженная светлая борода. Внешняя половина левого уха у этого мужчины отсутствовала – когда-то ее отрубили, оставив только гладкий рубец. Он держал у горла Николаса меч, и мой ученик смотрел на меня безумными глазами.