Судьба боится храбрых - Андрей Имранов

Тим, внутренне похохатывая (ага, думаешь, нашел секрет фокуса?), но внешне спокойно, протянул требуемое. Чикчик вожделенно схватил штырь, зажал в руке и принялся крутить перед глазами, потихоньку приходя в еще большее недоумение. Наконец он засунул его куда-то за спину, уставился на Тима немигающим взглядом и выдал длинную трель, смысл которой почти стопроцентно передавался тремя русскими словами:

— Как, черт побери?!

Тим широко улыбнулся:

— Долго объяснять, некогда. Полетели.

— Полетели, — согласно чирикнул Чикчик; немного подумав, выдернул один из «электродов» из земли и тоже засунул за спину. Потом повернулся и зашагал к вертолету, Тим пошел следом. Чикчик довольно споро запрыгнул в вертолет, но Тиму нижняя ступенька приходилась как раз на уровень груди, и пришлось немножко заняться физкультурой, потому что невежливый туземец даже и не подумал протянуть руку помощи, сразу скрывшись в чреве вертолета. Тим, негромко ворча, забрался на нижнюю ступеньку, потом, высоко задирая ноги, поднялся вверх. Почти сразу же лесенка с жужжанием поднялась, а по бокам выдвинулись дверцы люка.

— Ну — сказал Тим, — нормально.

И пошел искать Чикчика. Очень быстро выяснилось, что громадный вертолет совершенно пуст внутри — ни вещей, ни туземцев, а единственным обитателем сравнительно небольшой кабины оказался тот же Чикчик. Причем он уже полулежал в довольно удобном, даже на взгляд Тима, кресле, надев на голову совершенно непрозрачный шарообразный шлем, а четырехпалые руки его порхали над серой доской, широким кольцом охватывающей почти все кресло. И явно не зря порхали — где-то с гулом завелись двигатели, и пол под ногами завибрировал. Тим вытянул голову, пытаясь увидеть какие-нибудь кнопки или переключатели на этой доске, но та была совершенно гладкой, даже рисунков на ней не было. Очевидно, все проецировалось непосредственно в шлем; все, включая изображение за бортом, потому что кабина находилась в хвостовой части вертолета, где никаких окошек и в помине не было. Такой уровень технологии Тиму понравился, он почувствовал, что не все еще потеряно, и снисходительно кивнул, пробормотав:

— Ладно, кажись, еще не совсем одичали.

Пол слегка накренился, потом выпрямился, и вибрация уменьшилась, а гул двигателей изменился, стал на полтона выше. Тим посмотрел на Чикчика, решил, что отвлекать его вопросами сейчас не стоит, и пошел сквозь пустой трюм вперед — в сторону окошек. За грязным и исцарапанным стеклом размеренно уходили вниз выступы и бугры очередного небоскреба — вертолет набирал высоту. Тим прижался к стеклу, попробовав оттереть его от грязи, но тщетно — то ли она была с той стороны, то ли намертво въелась в материал. Видно было плохо, детали искажались, но Тим, не отрываясь, смотрел и смотрел на башню, пока наконец ее плоская вершина не ушла вниз, в серую мглу. Вертолет набирал высоту еще минут пять, потом гул двигателей снова изменился, а Тима легонько качнуло назад — они перешли в горизонтальный полет. Тим, полный вопросов, поспешил к кабине, но Чикчик все так же продолжал сидеть со шлемом, надетым на голову, и водить руками над доской, разве что их движения стали редкими и менее размашистыми.

— Э… — сказал Тим. — Чикчик… ты меня слышишь?

— Слышать, — свистнул Чикчик. — Тим («Уить-уи-йю-ю») — ложиться (укладываться) — удобно — долго.

— Понял, лететь долго, — кивнул Тим. — А поговорить мы можем?

— Управлять — ветер (высоко) — внимание, — сообщил Чикчик отрицательным тоном и замолчал. Кроме того, в фразе еще имелся некоторый упрек в том смысле, что «не отвлекайте водителя во время движения».

Тим вздохнул:

— А автопилот?

— Нельзя! — испуганно щелкнул Чикчик, даже руками всплеснув для убедительности. Вертолет тут же вильнул в сторону — и Чикчик быстро принялся махать руками над видимой только ему клавиатурой, свистнув мимолетно: — Уить-все!

Тим вздохнул и поплелся в нос — там хоть иллюминаторы были.

Летели они и в самом деле долго — часов пять. То ли Тим сам не заметил, как долго возился с радиостанцией, то ли (что более вероятно) вертолет вылетел с какой-то резервной базы, а сейчас вез Тима прямиком в штаб. Во всяком случае, Тим на это надеялся. Он облазил весь вертолет и тихонько исследовал кабину, потом лег на пол возле иллюминаторов и задремал.

Проснулся он от изменившейся вибрации и как раз успел заметить, как вертолет опускается в громадный черный провал. Потом пол вздрогнул и замер, а двигатели затихли. Тим прижался к полу, пытаясь рассмотреть в иллюминатор то, что происходит наверху, но так ничего и не увидел, кроме того, что падающий сверху свет начал меркнуть, а потом исчез совсем. «Логично, — подумал Тим. — Радиация ли, отравление или болезнь — один черт самое лучшее — под землю залезть». Потом снаружи вспыхнул свет. За проведенный здесь день Тим уже успел отвыкнуть от такого света — яркого, почти слепящего. Он в это время как раз пытался смотреть вверх, поэтому одна из вспыхнувших ламп направила свои лучи прямо ему в глаза. Тим зажмурился, отодвинулся от иллюминатора и принялся моргать, сгоняя с сетчатки изображение сияющего прямоугольника. За этим занятием его и застал Чикчик.

— Лететь (всё) — идти, — чирикнул он и пошел к люку.

Тим кивнул, подобрал с пола арбалет, повесил его на пояс и поспешил следом. Выбравшись наружу, Чикчик сразу целеустремленно затопал в сторону. Тим пошел следом, вовсю глазея по сторонам, хотя смотреть было особо не на что. Ангар — он и есть ангар. Сам он был огромен — сюда запросто могло вместиться еще пяток таких вертолетов, но большая часть площади пустовала — стоял еще только один вертолет, кроме того, на котором они сейчас прилетели. Был этот вертолет, несомненно, той же модели и отличался от первого только широкими подпалинами на брюхе. Стены ангара были гладкие и серые, на одной из них имелись надписи. Тим всмотрелся в них, надеясь, что, подобно речи, письменность сейчас тоже дойдет до его понимания, но этого не случилось. Причем, как он понял, не потому, что он не может это прочитать, а просто потому, что эти надписи для постороннего не имели никакого смысла. Ну вроде словосочетаний типа «ШРАП — 1000» или каких-нибудь там еще, которые можно увидеть в земном аэропорту. А еще в той стене, на которой были надписи, внизу имелся ряд аккуратных дверец — со скругленными краями, мощными уплотнителями и без окон. Как раз к ним направлялся Чикчик, а следом за ним — и Тим. Подойдя к первой двери, Чикчик обернулся.

— Тим — идти — один (сам) — чисто (не-грязь), — пропел он, интонацией подчеркнув важность сообщения.

— Понял, — сказал Тим, — дезинфекция. А я что, против?

Чикчик поизучал его, наклонив голову, потом хлопнул пальцами по стене, и дверь открылась.

— Идти, — чирикнул Чикчик, и Тим шагнул внутрь. Дверь тут же захлопнулось, где-то загудел двигатель, и через щели в стене на Тима стал дуть теплый воздух с пряным ароматом. Тим огляделся. Дверь, через которую он зашел. Еще одна дверь. И — небольшое углубление в стене с надписью под ней. Тим подошел и всмотрелся. Читать оказалось неожиданно сложнее, чем слушать. Пока он успевал понять смысл одной структурной единицы написанного, прочитанное ранее уже ускользало, и приходилось вчитываться снова. Письменность не совсем совпадала с речью, она была многоуровневая. Речь — тоже, но в ней все же базовый смысл определялся как-то проще. А еще надпись одновременно с утверждением содержала и отрицание обратного.