Сулла - Евгений Смыков

Что же тем временем происходило в Азии? Если 89–88 годы были ознаменованы победным шествием Митридата от города к городу и почти всеобщим ликованием, то 87й можно назвать годом обманутых ожиданий. Лозунги, которые провозглашал Митридат, были близки сердцу эллинов, но реальность оказалась куда более суровой. Ведение боевых действий требовало все больше и больше денег, которые получали за счет повинностей, наложенных на греческие города. Кроме того, греки получили хорошие уроки мстительности и жестокости Митридата. Первыми пострадали галаты. Митридат, обоснованно или нет, решил, что они не будут хранить ему верность при приближении Суллы. Поэтому он пригласил к себе галатских тетрархов с семьями на «дружеский пир», где все они были беспощадно перебиты, кроме троих, которые успели бежать {Аппиан. Митридатика. 46. 178–179).[978] Именно оставшиеся в живых тетрархи организовали сопротивление Митридату в Галатии, не дав укрепиться там посланному царем в качестве сатрапа Евмаху.

Затем пришел черед хиосцев, на которых царь затаил зло еще со времени «теракта» во время боя с родосцами. Все началось с того, что царь конфисковал имущество жителей Хиоса, которые бежали к Сулле, что в общемто было вполне законно. Затем устроили следствие, которое должно было выяснить, кто еще из граждан является сторонником римлян — эта мера уже открывала возможность для произвола и сведения счетов. Наконец на Хиос явился с войском полководец царя Зенобий, якобы для того, чтобы переправить эту армию в Грецию. Видимо, хиосцы не чувствовали за собой вины, поскольку появление на их территории воинов Митридата их не насторожило. Ночью, пока они спали, воины Зенобия заняли стены и укрепления города, а днем граждане были созваны на народное собрание. Когда они собрались, то он сказал им, что царь подозрительно относится к их городу изза тех жителей, которые держат сторону римлян, но что «он перестанет так относиться, если вы передадите оружие и в качестве заложников дадите детей виднейших из граждан» (Аппиан. Митридатика. 46.182). Хиосцам пришлось подчиниться, и их оружие вместе с заложниками было отправлено в Эритрьг.

Несмотря на обещание Зенобия, после выполнения требований царя его отношение ничуть не изменилось. Письмо, пришедшее от него, согласно Аппиану, гласило: «Вы склоняетесь на сторону римлян; и многие из вас и сейчас находятся у них, и вы пользуетесь имуществом римлян, не внося нам (указанной) доли. Кроме того, в битве под Родосом ваша триера ударила в мой корабль и причинила ему повреждение. Я сам (без вашей просьбы) вменил это в вину одним только кормчим, давая вам случай спастись и почувствовать мое великодушие. И вот лучших своих граждан вы тайно послали к Сулле, и ни на кого из них вы не указали и не донесли мне, что они это сделали не по общему решению, а это вы должны были бы сделать, если бы вы не были их соучастниками. Тех, которые злоумышляли против моей власти, злоумышляли на мою жизнь, мои друзья присудили к смерти, я же вас наказываю штрафом в 2000 талантов» (Митридатика. 47. 183–184).

Таким образом, хиосцы оказались полностью во власти «зондеркоманды» Зенобия. Они хотели отправить посольство к Митридату — Зенобий им не позволил. Сопротивление было немыслимо, поскольку их дети находились в заложниках, но если бы даже они решились пожертвовать детьми, оружия все равно не было. К тому же город был полон вооруженными понтийскими воинами, так что оставался только один выход — послушно внести требуемые суммы. На выплату штрафа были пущены все украшения храмов и женские драгоценности, и все равно сумма оказалась неполной. Тогда Зенобий довел план Митридата до конца и осуществил депортацию хиосцев: он «собрал их всех в театр, и, поставив войско с обнаженными мечами вокруг театра, заняв дороги от театра до моря, он повел туда хиосцев, вызывая каждого в отдельности из театра, и посадил на корабли, отдельно мужчин, отдельно их женщин и детей, причем конвой по варварскому обычаю позволял себе по отношению к ним оскорбления. Когда затем они были доставлены к Митридату, они были отправлены им к Понту Эвксинскому» (Аппиан. Митридатика. 47. 186).

Обращение с хиосцами вызвало у азиатских эллинов настоящий шок — такого они не ждали. Неудивительно поэтому, что, когда Зенобий подошел со своим войском к Эфесу, где Митридат поставил управлять городом Филопемена, отца одной из его жен Монимы,[979] жители не захотели впускать в город вооруженных понтийцев. Они потребовали, чтобы Зенобий оставил оружие у ворот и вошел в город лишь с несколькими сопровождающими, и тот был вынужден подчиниться. В городе он объявил, чтобы эфесцы собрались на собрание, однако горожане, наученные горьким опытом Хиоса, отказались сделать это немедленно и перенесли собрание на следующий день. Однако Зенобий до этого собрания не дожил: ночью он был схвачен, брошен в тюрьму и там убит, а горожане «заняли свои стены, распределили все население на отряды, собрали с полей все съестное и вообще поставили свой город на военное положение» (Аппиан. Митридатика. 48. 188).

До нас дошел декрет, принятый в Эфесе в связи с этими событиями. В нем предусматриваются меры по установлению в городе гражданского согласия и подготовке к обороне, но в данном случае интереснее другое — как именно эфесцы оправдывают свое поведение. В форме обращения к сообществу граждан в декрете говорится: «Митридат, каппадокийский царь, нарушив договоры с римлянами и собрав силы, попытался стать господином над странами, ему совершенно не принадлежащими. И сперва обманом захватив расположенные вблизи от вас города, он овладел и вашим городом, устрашенным и многочисленностью войска, и неожиданностью нападения; а народ ваш, изначально хранивший благорасположение к римлянам, когда представился случай для того, чтобы участвовать в общем деле, постановил провозгласить войну с Митридатом за гегемонию римлян и всеобщую свободу» (SIG3. 742)**.

Конечно, эта надпись искажает события и старается сделать по возможности минимальными неприятные в данной обстановке воспоминания о ликовании, с которым греки встречали понтийского царя всего какихнибудь полторадва года назад. Теперь война против Митридата выглядит как «общее дело», в котором жители Эфеса спешат принять участие. Интересно и то, как обозначены в декрете цели войны. Здесь очень важно точное понимание слова, которое употреблено в греческом оригинале. Иногда его передают как «господство»[980] или «владычество».[981] Сразу же бросается в глаза нелогичность такого перевода: как можно вести войну одновременно и за чужеземное господство, и за всеобщую свободу? Это вещи несовместимые. Поэтому, конечно, война шла не за римское господство, а за римскую гегемонию в том смысле, в каком понимали это слово греки. Понятие это выражало первенство среди эллинов, но первенство, основанное на принципах уважения лидера союзниками и добровольного вручения ими власти гегемону.[982] В этом смысле она вовсе не мыслилась чемто противоположным свободе и потому стоит рядом с ней в эфесском декрете.