Сулла - Евгений Смыков

Именно здесь, в этой живописной местности, раскинул свой лагерь Архелай, а напротив него встал Сулла. Чтобы както воспрепятствовать действиям конницы, которая составляла основную ударную силу понтийцев, Сулла приказал копать на равнине рвы шириной около трех метров. Архелай, видимо, поняв, что Сулла пытается лишить его тактического преимущества, велел своей армии немедленно атаковать римлян. С атаки на легионеров, копавших рвы, и началась битва при Орхомене.[972] Понтийская конница широким потоком хлынула на римлян и смяла не только тех, кто занимался оборонными работами, но и часть выстроенных для боя легионеров. Началось бегство, которое в любой момент могло стать паническим и остановить которое нужно было любой ценой.[973]«Тогда Сулла, спрыгнув с коня и схватив знамя, сам кинулся навстречу врагам, пробиваясь сквозь толпу бегущих и крича: «Римляне, здесь, видно, найду я прекрасную смерть, а вы запомните, что на вопрос: «Где предали вы своего императора?» — вам придется отвечать: «При Орхомене».[974] Конечно, рассказ этот восходит к рассказу о битве самого Суллы, который явно приукрасил происшедшее.[975] Позднее подобную историю рассказывали о Цезаре в битве при Мунде.[976] Но в целом он отражает реальность — Сулле пришлось личным примером воздействовать на своих дрогнувших воинов.

Появление полководца остановило бегущих, солдаты вновь были готовы идти в бой. В это время с правого фланга на помощь Сулле подошли две свежие когорты и с их помощью варваров удалось оттеснить. «Когда победа стала склоняться на сторону римлян, Сулла, вновь вскочив на коня, стал объезжать войско, хвалить его и подстрекать рвение» (Аппиан. Митридатика. 49.196). Однако продолжать сражение он не стал, а отошел и дал своим воинам позавтракать, после чего вновь вывел их на рытье рвов. Это вызвало новую атаку понтийцев, в более строгом порядке, чем прежде, и, видимо, по всему фронту. Подробностей ее мы практически не знаем. Известно только, что в ней, доблестно сражаясь на правом фланге, погиб Диоген, сын или пасынок Архелая, а теснота на поле битвы была такая, что понтийские лучники, на которых наседали римляне, не могли натянуть луки и, сжимая в руках пучки стрел, орудовали ими наподобие меча (Плутарх. Сулла. 21.6; Аппиан. Митридатика. 49.197). Наконец понтийцев загнали в их лагерь, где они провели тяжелую ночь, страдая от ран и горюя о погибших. Что касается Суллы, то, успешно проведя первый день битвы, он не намерен был упускать победу и потому расставил по всей равнине сторожевые посты, которые должны были заметить, если армия Архелая задумает ночью начать отступление (Аппиан. Митридатика. 50. 198).

Утром Сулла продолжил свои земляные работы, на этот раз уже в непосредственной близости от понтийского лагеря — на расстоянии не больше одного стадия (около 178 метров). Понтийцы, видимо, не пытались больше мешать осадным работам Суллы; поняв, что силы врага на исходе, он «стал горячо убеждать свое войско последним усилием закончить войну, так как враги уже неспособны противостоять им, и повел их к валу Архелая. То же самое в свою очередь по необходимости происходило и у врагов: их предводители обходили свои отряды, указывали на угрожающую опасность и на позор, если они не отразят от вала врагов, уступающих в численности» (Аппиан. Митридатика. 50. 199).

Именно в этот момент, видимо, происходит та последняя атака понтийцев, о которой говорит Плутарх (Сулла. 21. 4).[977] Архелай, видя, что боевое счастье склоняется на сторону врага, попытался отстоять хотя бы лагерь. Видимо, атака понтийцев была отчаянной, но остановить римлян они не смогли; по словам Аппиана, в этом бою «и с той и с другой стороны было совершено много боевых подвигов» — но в итоге понтийцы вновь отступили под защиту укреплений своего лагеря. Однако и эта защита не была надежной: римляне, прикрывшись сверху щитами, уже разрушали угол укрепленного вала. Тогда находившиеся на валу воины Архелая приготовились к рукопашной схватке в проломе стены, выстроившись напротив него с обнаженными мечами. Вид варваров, готовых, как казалось, биться до конца, привел римлян в замешательство и никто из легионеров не решался первым броситься на них. Тогда легат легиона Луций Минуций Басил первый устремился в атаку и обрушил удар на вражеского воина, который осмелился скрестить с ним оружие. Увлеченные его примером, в лагерь врагов устремились и другие воины, так что понтийцы, столь грозные на вид, не смогли им противостоять.

«Произошло бегство и избиение варваров; одни из них были захвачены, другие загнаны в близлежащее озеро, и, не умея плавать, они на своем непонятном варварском языке призывали тех, которые их бы убили», — рассказывает о разгроме армии Архелая Аппиан (Митридатика. 50. 201–202). «Кровь убитых наполнила болота, озеро было завалено трупами, и до сих пор, по прошествии почти двухсот лет, в трясине находят во множестве варварские стрелы, шлемы, обломки железных панцирей и мечи», — добавляет «местного колорита» Плутарх (Сулла. 21.8). Сам Архелай бежал с поля битвы, укрылся в какомто болоте, а затем, раздобыв маленькое суденышко, переправился на Халкиду. Там он предпринял попытку вновь собрать армию, но, видимо, собирать было уже нечего — как пишет Аппиан, он вызвал к себе лишь «частично коегде сохранившиеся» войска Митридата (Митридатика. 50. 202).

Кампания 86 года была, таким образом, успешно завершена. На следующий день после сражения получили награды отличившиеся в бою воины, в том числе и Басил. Беотия, которая при приближении армии Дорилая вновь перешла на сторону Митридата, была разграблена — видимо, именно в это время Сулла, как уже говорилось, передал Дельфийскому храму половину земли, ранее принадлежавшей Фивам. Думается, в это время, а не после битвы при Херонее произошел и еще один инцидент, описанный Плутархом: когда полководец праздновал победу в Фивах, соорудив театр у Эдипова источника, «судьями на состязаниях были греки, вызванные из других городов, так как к фиванцам Сулла питал непримиримую вражду» (Сулла. 19.12). Если считать, что это произошло после Херонеи, то такая ненависть может показаться непонятной; но после вторичной измены Фив во время похода Дорилая такое поведение римского полководца выглядит вполне естественным. Завершив все эти дела, Сулла расположился на зимние квартиры в Фессалии, где он ожидал прибытия флота, за которым послал Лукулла. Не зная, чем завершилась эта миссия, и понимая, что флот в любом случае необходим для кампании 85 года, он начал строить корабли.