Бесов нос. Волки Одина - Юрий Вяземский

– Супер! Надо будет запомнить! – не удержался Ведущий, но тут же уточнил: – Правда, молодежь говорит колбаси́ть, а не колба́сить… Но я понимаю: ритм нарушается.

– У поэзии свои ударения, уважаемый Александр Александрович, – возразил Профессор и сразу предложил: – Хорошо, пусть будет: наконячил.

– Смысл немного другой. Но можно оставить, – согласился Ведущий.

– Вот именно, Саша: смысл и ритм! – тут же радостно уцепился за эти два слова Андрей Владимирович. – У отдельно взятого человека свой смысл и ритм, и совершенно иные ритм и смысл у народа, у нации. Это надо очень хорошо понимать!

Профессор замолчал и принялся удалять пот со своего большого тела. Обычно он использовал для подобной процедуры половинку пластмассовой мыльницы. Но мыльницы в бане не оказалось, и Сенявин, плотно прижав к животу ребро ладони и двигая руку вверх, собирал в ладонь капли пота, сжимал их в кулак и отбрасывал на пол.

– Простите, я не понял, что надо хорошо понимать, – признался Ведущий.

– Помните, у Достоевского в «Бесах» Ставрогин говорит: «Атеист не может быть русским, атеист тотчас же перестает быть русским»? – спросил Профессор. – На эту фразу сейчас многие обижаются. И тут же вспоминают, что Ставрогин, мол, во многих смыслах персонаж отрицательный, в конце романа, похоже, сошел с ума и к тому же повесился… Но дело здесь не в том, что отрицательный и повесился, а в том, как понимать его замечательные слова, а я скажу: великое открытие, которое он, Николай Всеволодович, сделал.

Профессор замолчал и продолжил собирать с себя пот, орудуя теперь двумя руками и не по животу и груди, а по бокам и по той части своей мощной спины, до которой мог дотянуться.

– Ну и как понимать? Какое открытие? – допытывался Ведущий.

– Надо понимать не в смысле отдельного человека, а в смысле, если угодно, в ритме движения целого народ. Некоторые народы – например, французы или англичане – могут себе позволить быть атеистами. Они, собственно, никогда и не отличались особой верой, и, хотя пережили кровавые времена, однако не погибли и остались самими собой… Но есть народы, которые не могут себе этого позволить. Мы – первые среди них. И на это есть несколько оснований… Еще Салтыков-Щедрин отметил, что Россия – не страна в обычном смысле этого понятия. Философ Соловьев эту мысль дальше развил, заявив, что Россия есть больше, чем народ, – она есть народ, собравший вокруг себя другие народы… Стало быть, не страна, не народ, а больше-чем-народ и больше-чем-страна… Сейчас все национальную идею ищут. Да ведь вот она, господа! Была и до сих пор остается! Мы – не народ, не страна, и даже не сверхнарод и не сверх-страна. Мы – Церковь, мы Храм, мы Собор. Наш смысл – Православие. Ритм наш – соборное объединение и сочетание стран и народов!

– Тысячу извинений, профессор, – вставил Ведущий. – Но вынужден вам напомнить, что у многих наших народов – свои религии, свои молитвы…

– Вам, Саша, не приходилось бывать в Кордове, в Испании? Там, в громадной кордовской мечети, внутри нее, вы увидите небольшой христианский храм. Представьте себе!.. Вот так и у нас. Но наоборот. Внутри нашего самого великого в мире православного Собора – ведь шестая часть суши! – нашли приют и защиту небольшие мечети, синагоги, дацаны, даже языческие капища… Это себе представляете?

– Пока нет, не очень. Но обязательно съезжу в Испанию и посмотрю… Где это, вы говорите? В Барселоне?

Сенявин рассмеялся.

– Не желают принимать первое мое основание. Может, второе примут, – весело объявил Профессор. – Помните, у апостола Павла в его «Послании к Римлянам»: «нет власти, аще не от Бога»? Это великое откровение по-разному трактуют. И правильно делают. Потому что для разных народов и в разные исторические эпохи у него было различное содержание. Но для России, для этой не-страны, а Православного Собора, во все эпохи было только одно пригодное нам толкование: наша власть не от Бога, а сам Бог! Он, а не люди, не князья, не цари и даже не церковь земная, создал великое и всем непонятное, даже нам самим, чудо по имени Россия. Он, Господь, наш чудесный Храм воздвигнул и много раз защищал от «адских врат»: на Чудском озере, на поле Куликовом, на Угре-реке, под Полтавой, у Бородина, в Сталинграде на Волге. Это и протестант Петр понял, когда в письмах своим генералам автором Полтавской виктории назвал Господа Бога. Масон Александр Первый на памятной медали в честь 1812 года велел отчеканить: «Не нам, не нам, а имени Твоему!»… Мы без Бога давно бы погибли. И прежде всего потому, что от Христа отвернувшись, мы на Его место тут же и почти неизбежно ставим Другого!

Тут Профессор привстал с лавки, всем потным своим широкоплечьем разворачиваясь в сторону Ведущего.

– Помните, у Блока, в «Двенадцати»? «Нежной поступью надвьюжной, снежной россыпью жемчужной, в белом венчике из роз – впереди Исус Христос». А чуть ли не через день после того, как написал эти строки, в записной книжке признается: «Страшная мысль этих дней: не в том дело, что красногвардейцы не достойны Иисуса, а в том, что надо, чтобы шел Другой»… Иисус у него с одной «и», а Другой – с большой буквы! И надо, слышали?! Нас обязательно кто-то должен вести – если не Христос, то Другой. И этот Другой быстро становится Вием. Или Воландом. Или дантовым Люцифером с кровавыми пастями… И потому, говорю, люди, которые у нас, в России объявляют себя атеистами – если это не, как у Толстого, от невежества, от лени и от гордыни, а если со знанием дела, по убеждению, с усердием – люди эти не только не любят Россию, но и гибели ей желают!

– Ну, это уж слишком, профессор! – будто испуганно воскликнул Ведущий.

И тут вдруг Митя, о присутствии которого успели забыть, потому что он давно не кашлял, с нижней полки подал голос:

– А вы, Андрей Владимирович, никогда не хотели стать монахом?.. Епископом скоро бы были.

Сенявин брезгливо поморщился и опустился на лавку, стараясь придумать какой-нибудь остроумный, колкий и меткий ответ.

Но как раз в этот момент дверь в парилку распахнулась, и Петрович хрипло провозгласил:

– Пять минут, чтобы вымыться, одеться и сесть за стол! Кабанятина ждать не любит!

И к сказанному прибавил еще две фразы по-карельски или по-фински.

Теперь надо рассказать о том, что происходило за другими столами в празднично украшенной риге на Тролльнесе.

У западной стены, как было сказано, сидели люди Хельги Верного. Все были празднично одеты, а тем, у кого хорошей одежды не было, Хельги ее одолжил. У всех поверх одежды висели костяные изображения дракона – точно такого, каким был украшен их боевой корабль.

Как было принято в Хельговой столовой дружине, пили из одной чаши, передавая ее по кругу. Ели оленя, которого принес в жертву Ахто-колдун и сварил Торкель Кот.

Сначала обсуждали охоту на словен и хвалили своего хевдинга за то, что основной отлов он назначил на время словенских праздников. Когда целыми деревнями выходят на луга и поляны и прыгают через горящие костры, когда девушки, раздевшись донага, купаются в реках и озерах, тут не только сразу многих отловишь, но еще и присмотришься к самым крепким и прыгучим отрокам и к самым товарным девицам.