Перуновы дети - Юлия Гнатюк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Каждый вечер, ложась спать, мы щёлкаем выключателем, и лампочка в комнате гаснет. Каждый вечер она умирает, потому что не может существовать без источника питания.
Может ли существовать свет после щелчка выключателя? Могут ли сохраняться человеческие мысли после смерти мозга? Свет исчезает сразу, как только мы прерываем цепь. А свет Солнца? Он достигает нашей Земли только через восемь минут и уносится дальше. Если бы Солнце внезапно погасло, то для нас оно существовало бы ещё восемь минут, а для дальних планет ещё дольше. Свет миллионы лет летит по Вселенной, и мы порой наблюдаем фантастическое зрелище: мерцание уже давным-давно умерших звёзд! А сколько он ещё будет блуждать? И в какое состояние перейдёт потом? По теории некоторых учёных, материя в космосе образуется из потерявших скорость квантов света.
Выходит, всё дело в силе излучения? Может, и свет маленькой лампочки не исчезает сразу и незаметные нашему глазу фотоны ещё долго носятся по комнате, увязая в вещах и предметах. А ведь человек, как живой организм, тоже пронзает окружающее пространство десятками видов собственных излучений: тепловыми, звуковыми, биологическими, даже радиоактивными. Человек, подобно звезде, излучает себя в пространство, уносясь в космос лучами и волнами. Значит, и его излучение, а в особенности мысль, которая суть – импульс, выплеснутая в пространство энергия, может существовать после гибели своего источника? И чем мощнее была эта энергия, тем дольше она существует, разносясь по Вселенной. Или концентрируется вокруг Земли в ноосферу, как предполагал Вернадский.
Но если из света формируется материя, то во что тогда обращается блуждающая мысль? Может быть – в живую материю? Или поле?
Не являются ли источниками формирования Вселенной Свет и Мысль?
Как знать, может, и качество жизни зависит от наших мыслей. Из одних родятся простейшие одноклеточные водоросли и инфузории, а из иных – птицы, звери и люди. Из прекрасных романтических мыслей рождаются цветы, а из плодотворных идей – овощи, фрукты и злаки…
Чумаков улыбнулся пришедшим в голову сравнениям. Подобные упражнения ума спасали от повседневной серости, а часто – от жестоких ударов в реальном мире. Вячеславу Михайловичу нравилась живая работа, связанная с людьми, общением, переменой мест, разгадкой всяких жизненных хитросплетений. Из отдельных обрывков информации, как из кусочков цветной мозаики, он умел восстановить объёмную картину. Настоящий профессионал выбирает то, что приемлемо его складу характера и образу мышления. Вячеславу ближе всего оказался метод, где любое событие, обстоятельство, человек рассматриваются как органичные составляющие общего процесса. И если для обычного человека обрывки различных информационных сообщений представляются частными и незначительными, то для аналитика – это звенья единой цепи. Именно поэтому для Чумакова были авторитетны люди, подобные Рихарду Зорге, которые не вскрывали сейфов, не фотографировали секретных документов, не выкрадывали чужих писем, но извлекали достоверную информацию честным путём, используя своё уникальное аналитико-синтетическое мышление, и делали выводы, неизменно попадавшие в яблочко. Это был высший пилотаж, мастерство, отточенное до совершенства.
Вертолёт прошёлся кругом и начал снижение. Взбив облачко сухой желтоватой пыли, он сел на площадке размером меньше половины футбольного поля. Часть её была окаймлена изгородью из колючей проволоки, где теснились несколько щитовых деревянных строений, очевидно складские и хозяйственные помещения. Остальную часть площадки неровной подковой охватывало подножие горы с редким чахлым кустарником. Ниже виднелись крыши посёлка, а дальше тянулся простой и однообразный до аскетичности пейзаж пустынной долины.
– Сейчас машина подойдёт. – Капитан кивнул на ящики и мешки, которые выгружали из вертолёта четверо солдат-пограничников.
– Лучше пешком пройдёмся, – предложил Чумаков. После вертолётного гула не хотелось ещё трястись в машине по каменистой дороге.
Они неторопливо начали спускаться по склону.
Солнце уже спряталось за верхушки гор, окутав их малиновым ореолом, когда они подошли к небольшому коттеджу, служившему гостиницей для приезжающих старших офицеров. Горы, накалённые за день, дышали теплом, но капитан сказал, что утром придётся надевать ватники. Вертолёт должен доставить их в условленное место для встречи двух человек с той стороны границы.
Распрощавшись с капитаном и поднявшись в коттедж, Чумаков принял холодный душ – горячей воды не было – и разложил нехитрые пожитки.
Завтра он займётся делами. Беспокоила обстановка, если она ещё ухудшится, то выполнение ключевой задачи, для которой он прилетел сюда, станет почти невозможным. О чём тогда докладывать начальству? Ладно, будем действовать по обстоятельствам. Надо спать. В шесть ноль-ноль вылет на заставу.
Чумаков проснулся перед рассветом от резких звуков и топота за окном. Когда в комнату постучали, он уже был одет.
– Что случилось? – встретил вопросом встревоженного капитана.
– Звонили с шестой заставы, группа моджахедов прорвалась… Вертолёты туда ушли, так что нам на третью придётся машиной добираться…
Выехали через полчаса на уазике без тента. Капитан перебросил через борт три автомата, подсумки с магазинами и бронежилеты.
– Поехали, Володя! – скомандовал он молоденькому белобрысому солдату-водителю.
Уазик рванул почти с места и бойко помчался, подпрыгивая на камнях и ухабах. Несмотря на мальчишеский вид, водителем Володя оказался отличным. Машина, завывая, карабкалась по каменистым осыпям, продиралась через пески и заросли там, где, казалось, пройти невозможно. Пассажиры только подскакивали на сиденьях, держась за поручни. Небо на востоке просветлело, звёзды начали «размываться», быстро таять и исчезать.
Когда дорога с широкого склона горы стала втягиваться в ущелье, ещё хранящее остатки ночного мрака, капитан положил руку водителю на плечо. Володя сразу остановился. Мотор умолк. После его натужного завывания и шума ребристых колёс по гравию наступила звенящая тишина. Несколько минут все сидели, прислушиваясь к журчанию ручья где-то внизу, под обрывом.
– Товарищ капитан, я машину гляну, – почему-то тихо сказал водитель.
Капитан кивнул, вылез и медленно пошёл вперёд, внимательно осматриваясь по сторонам. Он знал, что в этом ущелье за последний месяц ребята трижды попадали в засады, очень уж удобное место: дорога идёт по самому краю обрыва, слева – отвесные скалы. Можно заминировать дорогу – и подрыв одного транспортного средства остановит весь караван, либо просто обстрелять из-за скал и забросать гранатами.
– Товарищ майор, наденьте жилет, – сказал он, вернувшись.
– Думаете, поможет, если на голову свалится камешек тонны этак в две? – пошутил Чумаков, но бронежилет взял.
Капитан надел второй, а водитель, уже успевший проверить все системы, долил из пластиковой канистры воды в радиатор и потянулся за своим «броником», висевшим на спинке сиденья. Все трое проверили оружие. Володя закурил, поглядывая в сырую мрачную пасть ущелья. Оттуда не доносилось никаких подозрительных звуков. Капитан снова тронул водителя за плечо, и машина осторожно двинулась вперёд. Казалось, даже мотор понимал, что надо работать тише, чтобы не потревожить ущелье смерти.