Перуновы дети - Юлия Гнатюк

– Самое сложное, Андрюша, принимать вещи такими, какие они есть, а не такими, как нам хотелось бы их видеть. Нам хочется воздаяния за добрые дела и наказания за злые. Но сама идея рая и ада, где одним уготовано вечное блаженство, а другим – вечные муки в геенне огненной. Разве можно наслаждаться жизнью праведника, зная о вечных мучениях, пусть даже бывших врагов? Я думаю, человек стоит на неизмеримо высшей духовной ступени, когда он живёт достойно из внутреннего побуждения быть таковым, не ожидая за это воздаяния.

– Что же тогда будет побуждать людей соблюдать заповеди Господни? Без этого мир просто погрязнет в грехе и развалится. Люди соблюдают заповеди, потому что их дал Господь, и Он воздаёт каждому по заслугам его, это справедливо.

– Если посмотреть на реальный мир, то далеко не каждому воздаётся по заслугам его, это факт! А высоких моральных качеств, чувства ответственности и прочих устоев нравственности требуют от человека естественные законы развития общества, потому что без них человечеству просто не выжить. Это закон природы, своего рода приспособление для нормального существования людей друг с другом.

– Хорошо, ты не отрицаешь, что это – законы. А кто же дал их людям? Сама структура мироздания свидетельствует о наличии Высшего Разума.

– Эти законы сформировались путём миллионолетних взаимоотношений живых существ друг с другом, произошёл их отбор по принципу целесообразности. Те же христианские заповеди – лишь некоторые из подмеченных общих принципов, помогающих людям жить единым сообществом. Мир распадается легче, чем созидается. Чтобы сохранять и развивать созданное, требуются огромные усилия. Нужно успеть за этот короткий миг, вырванный из небытия и названный жизнью, успеть что-то сделать. Тогда останется память, частичка твоего сердца и разума, твоей души.

– Понятия о том, как жить на земле, вышли у нас сходными, – отозвался отец Андрей. – Цели разные. Получается, что по одной дороге идём, но каждый в свою сторону.

– А мне почему-то кажется, Андрюша, что идём мы как раз в одну сторону, только разными путями. Но здесь, в этом мире. А больше нигде потом мы с тобой не встретимся. Ну ладно, будь здоров, мне пора!

Пожав друг другу руки, они распрощались у калитки, и Чумаков быстро пошёл в направлении железнодорожных путей.

– Встретимся, Вячеслав, обязательно встретимся, – вздохнув, произнёс отец Андрей, глядя ему в спину. Потом сотворил крестное знамение и не спеша возвратился в дом.

Нужно научиться чувствовать реальную опасность, наступление именно того момента, когда противник собирается нанести удар, и ничем: ни единым движением глаз, губ или мышц – не выдавать, что знаешь об этом. Оставаться спокойным до последней секунды, до того мига, когда смерть похолодит твой затылок своим дыханием, и только оно заставит сработать невидимую сжатую внутри пружину, которая с невероятной для человека реакцией и силой нанесёт свой упреждающий, чаще всего единственный удар.

Ка Эм

Самолёт, завывая турбинами, помчался по взлётной полосе, быстро набирая скорость. Пассажиров прижало к спинкам сидений, а затем мягко вдавило в кресла при наборе высоты. Гондолы поглотили многоколёсные шасси, и самолёт, поднявшись выше редких белёсых облаков, принадлежал теперь только небу вместе со всеми, кто находился в его чреве.

Чумаков незаметно осмотрелся, привычно зафиксировав, кто сидит поблизости, и решил, что можно расслабиться.

Почему эта неясная тревога? Откуда? Командировка самая обычная, хотя и несколько неожиданная.

После выходных, едва только Чумаков появился на работе, его затребовал начальник родного отдела.

– Такое дело, Вячеслав Михайлович. Поступило предписание перебросить нашего сотрудника в Н-ский район. – Генерал назвал одну из горячих среднеазиатских точек. – Понимаю, вам это не с руки, я и сам говорил, что мы западники. Но азиаты просят помочь компетентным сотрудником. Конкретными сроками не связываю, неделя-две, смотрите по обстоятельствам. А по возвращении – полноценный отпуск с путёвкой на юг: море, солнце, женщины. – Генерал улыбнулся, но глаза его остались холодными.

Военная дисциплина предписывает: получено задание – выполняй. Поэтому Чумаков коротко ответил:

– Слушаюсь, Николай Семёнович!

И отправился укладывать вещи.

Почему же внутри, как булавочный укол, саднит неприятное чувство? Чумаков старался глубже уйти в себя, отключиться от окружающей обстановки. Однако точка беспокойства внутри не исчезала, и это была всё та же тревога за Андрея. Конечно, стоило предвидеть, что он откажется, – сильная натура! Но что дальше? Тоже, герой бабушкин, – ругнул себя Чумаков, – большое дело сделал, поговорил со школьным другом, а что это изменило? Ничего! Наоборот, Андрей мог подумать, что спецслужбы его провоцируют…

В жарком аэропорту, совсем не похожем на место вылета, Чумакова поджидал капитан в форме погранвойск.

– Здесь недалеко, на уазике километров пятнадцать, потом на вертушке, и будем на месте, товарищ майор!

Чумаков кивнул.

Пока в тенёчке на зелёной скамейке, сделанной солдатскими руками, поджидали экипаж вертолёта, Юрий Сергеевич – так звали капитана – докладывал обстановку на границе.

– Неспокойно сейчас, частые прорывы разведывательных и диверсионных групп, захватывают людей, уводят скот на свою территорию. Мы, конечно, спуску не даём, но что-то они слишком активизировались…

Кажется, ещё совсем недавно стрельба здесь, на границе, была ЧП. За каждый использованный патрон писали кучу объяснений: почему и при каких обстоятельствах произведён выстрел. А теперь что там патроны – бэтээры и вертушки в дело вступают, танки обещают вот-вот, война, одним словом…

Чумаков горько усмехнулся про себя: «Лукавил Николай Семёнович, когда говорил, что обстановка нормальная. Дважды об отпуске напомнил. Боялся, что не поеду, что ли? А куда бы я делся?»

Пятнистая машина, хищно ощетинившаяся пушками и круглыми кассетами реактивных снарядов, наконец взвыла моторами, и капитан предложил пройти в вертолёт. Опять взлёт, второй за сегодня. Тонкокрылая многотонная стрекоза скользила в воздухе на удивление легко. Внизу квадратики и прямоугольники полей скоро сменились горными склонами, такими красивыми в лучах предвечернего солнца. Вершины скал, вонзившихся в небо, стояли, словно символ гордого самоутверждения: лишь им, породам необычайной прочности, крепким мышцам земли, подобно древнему Атланту, под силу удерживать купол небесного свода.

Чумаков уже четыре часа был в пути, плюс три часа разницы с местным временем, вот и вечер. Часовые пояса само собой, но Вячеслав Михайлович отчего-то почувствовал себя обделённым на эти три часа, канувшие в невозвратность. Он буквально физически ощутил, как мельчайшие частицы времени навсегда уносятся в прошлое. Тогда в разговоре с Андреем он сказал, что после человека остаётся память. Теологи утверждают, что не умирает душа. Но что это такое и существует ли она на самом деле? Доказать и то и другое одинаково трудно. Но попробуем рассуждать логически.