Сама себе враг - Виктория Холт

Это была катастрофа… Никогда еще не чувствовала я себя такой бессильной.

Королева Анна радушно предложила мне провести лето в замке Сен-Жермен, и я отправилась туда, дабы в тишине и одиночестве предаться печальным размышлениям. Я была благодарна ей за заботу обо мне.

Между тем в Англии дела наши шли все хуже. Руперт был вынужден сдать круглоголовым Бристоль. Бристоль, некогда так преданный королю! Карл даже сказал Руперту, что никогда не простит ему этого. О Господи! Да разве мог Руперт отвечать за волю самого Провидения?! Бедный, бедный Руперт! Бедный, бедный Карл! При Несби он потерял половину своей армии, которая не смогла устоять против отлично вооруженных и обученных солдат Кромвеля.

Кромвель! Это имя было у всех на устах. Разумеется, я ненавидела его, но к этому чувству примешивалась и доля невольного восхищения. Будь такой полководец на нашей стороне, мы не знали бы поражений. Его люди – простые горожане и крестьяне – были обучены не хуже солдат регулярной армии, и при этом он умел разжечь в их сердцах религиозное пламя. Он добивался свержения монархии, и после битвы при Несби и падения Бристоля казалось, что он уже у цели.

Моя тревога все нарастала. Карл бежал в Шотландию, а мои дети, кроме принца Уэльского, оказались в руках врага. С ними обращались как с простолюдинами, они были лишены всех привилегий, и ходили слухи, что мой маленький Генри, герцог Глочестерский, отдан в учение к торговцу или же, возможно, башмачнику.

От слез я почти ослепла. Тщетно мои друзья пытались как-то успокоить и ободрить меня. Я никого не слушала, даже Генри Джермина и госпожу де Мотвиль.

Но вскоре я несколько воспряла духом. Еще не все было потеряно. Карл в Шотландии собирал силы против круглоголовых, чего только не обещая в обмен на помощь. Положение оставалось отчаянным, но, как я ни была подавлена, во мне опять затеплилась надежда, и я даже начала строить новые планы.

Они касались моего старшего сына, который бежал на остров Джерси, и теперь я искала способ переправить его во Францию. Ему было пятнадцать лет, и если бы мне удалось выгодно женить его, это позволило бы набрать армию и продолжить борьбу. Давняя моя мысль устроить его брак с французской принцессой не слишком воодушевила принца Орлеанского. Как видно, он уже уверился в скорой победе круглоголовых, и наследник престола, для которого трон вполне мог оказаться недосягаемым, представлялся ему не самой блестящей партией для его дочери. Поэтому я хотела, чтобы сын был при мне.

Но больше всего я тосковала по своей годовалой малышке, о которой давно уже не имела никаких сведений. Я знала лишь, что, когда Эксетер был захвачен бунтовщиками, ее вместе с леди Далкейт отправили в Утленд. Я написала этой преданной доброй женщине, умоляя ее сделать все возможное и привезти дочь ко мне.

Во Франции меня часто навещали английские роялисты. Это был скорее дурной знак, свидетельствующий о том, как скверно обстояли дела дома. Некоторым не нравились мои намерения в отношении принца Уэльского: они опасались, что во Франции из него сделают католика и это помешает ему наследовать трон. Но я стояла на своем.

В числе противников переезда принца во Францию был Джордж Дигби. Однако мне удалось убедить его, что главное сейчас – это военная помощь Карлу, и в конце концов он вместе со своими людьми отправился на Джерси, чтобы передать принцу мою просьбу немедленно прибыть в Париж.

Спустя довольно продолжительное время я получила от Дигби послание, суть которого сводилась к тому, что принц очень не хочет уезжать с Джерси, так как он увлекся дочерью тамошнего губернатора.

С этого увлечения и началась целая цепь бесчисленных любовных приключений моего сына, о которых впоследствии говорила вся Европа. В свои пятнадцать лет он уже показал себя легкомысленным повесой. То, что он мог развлекаться, когда столько было поставлено на карту, привело меня в ярость. Я написала ему очень суровое письмо, но Карл не спешил выполнить мою волю.

Пока я ждала его приезда, я постаралась сблизиться с моей племянницей мадемуазель де Монпансье, самой богатой наследницей во Франции. Полное ее имя было Анна-Мария-Луиза; дочь моего брата Гастона Орлеанского, она была королевской крови и вполне подходила принцу Уэльскому – по рождению, а в особенности из-за состояния, которое она унаследовала от своей матери. Будучи высокомерным и невежественным созданием, она никогда не упускала случая напомнить мне о моем плачевном положении. Эта девушка любила щеголять нарядами и драгоценностями, словно хотела сказать: «Посмотрите на меня! Я могу осчастливить самого взыскательного жениха, но кто станет моим супругом – решать мне». Избалованный ребенок! Впрочем, теперь ее уже не перевоспитаешь… Во всем нашем семействе лишь у нее были светлые волосы и голубые глаза. Из наших фамильных черт ей достался только большой нос. Она была молодой, здоровой и красивой. Я придирчиво рассматривала ее – и с некоторой долей злорадства отметила ее плохие зубы, несколько портившие ее облик.

Мадемуазель де Монпансье время от времени навещала меня, видимо, побуждаемая к этому добросердечной Анной. Всякий раз она презрительно оглядывала мои платья, которые были хотя и поношенными, но все же более изящными, чем ее. Я находила эту особу довольно-таки вульгарной и, если бы не ее огромное состояние, ни за что не сочла бы ее достойной партией для моего сына.

Ах, это состояние! Я должна была сделать все возможное, чтобы заполучить его.

– Вы никогда не были в Англии… – сказала я ей однажды. – О, вы лишили себя истинного удовольствия!

– Да, мадам, во Франции удовольствий не так уж много, – пренебрежительно заявила она.

– Наши зеленые поля… наши речки, сверкающие на солнце… Эта страна так прекрасна! – я с удовольствием описывала красоты моего королевства. – Как бы мне хотелось поскорее вернуться туда!

– Будем надеяться, что вашему супругу удастся сохранить свою корону, – изобразив сочувствие, приторно-сладким голоском произнесла моя племянница.

– В этом не может быть никакого сомнения, – решительно ответила я, уязвленная ее тоном. – Все уверены, что в самое ближайшее время он справится со взбунтовавшейся чернью.

– Однако этот бунт что-то уж слишком затянулся, дорогая тетушка, – легонько улыбнулась мадемуазель де Монпансье.

– Победа уже у него в руках, – сказала я.

Племянница недоверчиво покосилась в мою сторону. Я понимала, о чем она думает: Несби, Бристоль… Карл предпринимает отчаянные попытки заручиться поддержкой давних врагов – шотландцев. Члены королевской семьи разлучены друг с другом…

– Принц Уэльский подрастает, – напомнила я. – Он встанет бок о бок с отцом.

– Насколько мне известно, ему всего пятнадцать лет. А мне – семнадцать, – уточнила Анна-Луиза.

– Я знаю, – кивнула я. – Однако выглядите вы значительно моложе. Полагаю, когда мой сын будет здесь, вы с ним станете добрыми друзьями.

– Я давно отвыкла от общества маленьких мальчиков, – лукаво заметила мадемуазель де Монпансье.