Ричард Длинные Руки - паладин Господа - Гай Юлий Орловский

Веяло дряхлостью, запустением, хотя стены не оцарапаны временем. Даже ворота уцелели, выглядят как новенькие. Снова шевельнулось смутное чувство, что здесь что-то не так. Любое дерево давно бы рассыпалось в труху…

Внезапно перед вратами возникла женская фигура, закутанная в белое покрывало от шеи и до пят, только голова оставалась непокрытой. Черные волосы в беспорядке на плечах. Женщина смотрела в нашу сторону, но я бы не сказал, что видит нас.

Рядом ахнул Гендельсон. Женщина отступила, упершись спиной в коричневое дерево ворот. Солнечный свет пал на нее, мы видели отчетливо, как сделала шажок и ушла по ту сторону.

Гендельсон истово перекрестился, глаза засияли неземным светом.

— Быстрее туда! — сказал он. — Ох, сэр Ричард, это спасение…

— А вдруг то ведьма?

— Какая ведьма, — ахнул он, — в святом монастыре?

Мы потащились, как могли, в направлении ворот. И не успели сделать и пару шагов, ворота распахнулись, оттуда выехал на огромном черном коне непомерно высокий всадник в черных доспехах и с черным щитом. Даже перья на шлеме развевались черные, без блеска. Длинное рыцарское копье было нацелено острием в небо. С плеч всадника ниспадал пурпурный плащ, все остальное чернее ночи, даже шлем с опущенным забралом.

Всадник остановился, конь всхрапнул, пару раз ударил копытом. Мне почудился подземный гул. Копье начало опускаться, нацеливаясь в нашу сторону.

— Да скажите же этому дураку, что мы свои, — сказал я торопливо. — У вас же есть какие-то масонские знаки…

Гендельсон громко воззвал:

— Лаудетор Езус Кристос…

Всадник пригнулся, конь с места пошел тяжелым галопом. Мы инстинктивно разбежались в стороны, всадник даже не замедлил бега коня, теперь мы оба видели, что наконечник копья нацелен в Гендельсона, такого же блестящего, как и он, рыцаря, в полных доспехах, при мече и щите, хоть и пешего.

Гендельсон закрылся щитом, но делал это медленнее замерзающей черепахи. Всадник на всем скаку всего лишь чуть сдвинул копье. Даже я видел, куда ударит сверкающее острие, но Гендельсон стоит как идиот. Всадник налетел, как закованный в железо вихрь. Послышался звенящий удар, в воздух взметнулись ноги. Всадник пронесся мимо, и только тогда тело Гендельсона плашмя упало на землю.

Щит и меч из его рук вылетели, как мокрые скользкие рыбы. Всадник пронесся еще с полсотни шагов, круто разворачивая коня. Он остановился почти у самых деревьев, а оттуда уже по прямой пустил коня, снова выставив длинное копье с нехорошо сверкающим острым лезвием.

Земля дрожала от ударов конских копыт, огромных и широких как тарелки. Влажная земля взлетала из-под копыт, как черное воронье. Доспехи на коне блестят, как и на всаднике, — это холодный блеск металла…

Пурпурный плащ за плечами всадника развевался, как огромные крылья, да на кончике шлема трепетал черный плюмаж.

— Он что, — закричал я, — рехнулся? На пешего…

— Защищайтесь, — донесся с земли хриплый голос Гендельсона. — Защищайся… сэр… Ричард…

— Ах так, — сказал я люто. — Ну ладно, пеший конному не гусь лапчатый…

Молот выметнулся из ладони, воздух прочертила слабо блеснувшая полоса. Всадник был невероятно быстр, я видел, не поверив своим глазам, как молниеносно сдвинулся в сторону, избегая летящую прямо в переносицу стальную болванку. Он уже налетал на меня, когда молот, сделав пируэт, догнал и грохнул его в затылок.

Я отпрыгнул, упал. Мимо пронесся, как бронетранспортер на полном ходу, чудовищный конь. В лицо полетели тяжелые комья сырой земли из-под гусениц: не может же столько земли быть из-под простых копыт?

Всадник все еще в седле, хотя ударом молота бросило на конскую гриву. Он даже руками успел обхватить толстую конскую шею. В таком виде, говорят, верный конь может пронести героя домой сотни миль, но этот был либо не совсем верный, либо такого задания не получал, а сам думать был отучен в армии.

Тяжелое тело медленно сползало набок. Конь развернулся в мою сторону, уши на макушке, зубы ощерил, не подходи, в это время сраженный рыцарь тяжело грохнулся на землю. По конскому боку потекли алые струи. Я повесил молот на пояс, взял меч и подошел с осторожностью.

Всадник на спине, шлем скрывает лицо. Я попробовал поднять забрало, но удар по затылку перекосил конструкцию шлема, фиг откроешь.

Гендельсон ковылял в нашу сторону, опираясь на меч. Его раскачивало, забрало поднял, лицо уже не бледное, а синюшное, губы дрожат. На левой стороне груди, как раз в районе сердца, блестит глубокая царапина в стальном доспехе.

— Как… он?

— Это по вашей части, — ответил я. — Мизерикордия при вас?

Гендельсон с усилием опустился на колени. Его пальцы дрожали, еще не пришел в себя от страшного удара, я собрался идти осматривать коня, как железо щелкнуло, Гендельсон поднял поверженному забрало. Широкое лицо, крупное, костистое, из ноздрей и рта все еще выползают струйки крови.

— Странное лицо, — проговорил Гендельсон.

— Чем странное? — спросил я.

— Разве не видите? — спросил он.

— Нет.

Он мельком бросил в мою сторону изумленный взгляд.

— Что, неужели в ваших Срединных Королевствах встречаются такие лица?

Я стиснул зубы.

— Эх, сэр Гендельсон… Знали бы вы, какие морды встретишь в моем мире! Но поверю вам на слово. Он не местный?

— Он вообще не… местный, — ответил Гендельсон. — Совсем не местный. Такие лица встречались только в Старые Эпохи.

— Ого, — вырвалось у меня. — Как же он уцелел?

Гендельсон молчал, пытался снять с головы рыцаря измятый шлем. Я понаблюдал, но эмчээсовец из Гендельсона неважный, пошел все-таки к коню, осмотрел. Если всадник и вынырнул из Старых Эпох, то кони, судя по всему, не очень-то изменились. Правда, жеребец огромный и могучий, но огромные и могучие встречаются и в этой эпохе. Зато уздечка в самом деле необычная, как и седло, попона, стремена, широкие ремни…

Меч остался на поясе сраженного, но копье и щит разметало при падении, как бурей. Копье осматривать не стал, а щит подобрал, взвесил на руке. Глаза полезли на лоб. Удивительно легкий, я не знаю, что это за металл, треугольный, со слегка срезанными верхними углами. Не боевой щит, а настоящее произведение искусства. Цельнометаллический, на внешней стороне сильно выпуклое изображение разъяренного льва. Художник очень хорошо сумел передать ярость сильного беспощадного зверя. Один этот вид может испугать, но меня больше пугает мастерство, с каким сделан щит.

Череп разогрелся, на лбу выступила испарина. Этот барельеф не создать простой чеканкой! Такой щит можно изготовить одним ударом тысячетонного электрического молота. Кладешь в форму раскаленную металлическую пластину нужного размера, включаешь агрегат, молот лупит с такой силой, что вздрагивает фабричный фундамент, поднимается к потолку, а ты вынимаешь клещами уже не прямоугольную багровую пластину, а выпуклый треугольный щит, где все лишнее обрезано, тончайший и замысловатейший узор выдавлен… Тысяча ударов по тысяче заготовок — и вот уже тысяча одинаково вооруженных воинов.