Голос тех, кого нет - Орсон Скотт Кард

А еще Эндер заметил, что после многих лет общения со свинксами Кванда переняла одну из их привычек. В минуты душевной тревоги, боли, беспокойства ее тело словно каменело. А потому он напомнил ей о принадлежности к роду человеческому тем, что обнял ее за плечи и притянул к себе.

От его прикосновения Кванда чуть-чуть оттаяла, нервно рассмеялась и тихо сказала:

— Вы знаете, о чем я все время думаю? Что маленькие матери рожают детей и умирают некрещеными.

— Если епископ Перегрино обратит свинксов, — ответил Эндер, — возможно, они позволят окропить внутренность материнского дерева святой водой и произнести все надлежащие слова.

— Не смейтесь надо мной.

— Я не смеюсь. Однако сегодня мы будем просить их только о тех изменениях, которые позволят нам свободно жить рядом с ними, и не более. И сами согласимся измениться лишь настолько, чтобы они могли выносить наше присутствие. Соглашайся. Иначе нам придется снова подключить ограду. Неограниченный контакт действительно может погубить их.

Эла кивнула в знак согласия, но Кванда опять окаменела, и Эндер впился пальцами в ее плечо. Она тоже кивнула. Он ослабил пожатие.

— Прости меня, — сказал он. — Но они есть то, что есть. Если хочешь, они то, чем сотворил их Господь. А потому не пытайся изменить их по своему образу и подобию.

Он возвратился к материнскому дереву, где ждали Человек и Крикунья.

— Прошу прощения за паузу, — извинился Эндер.

— Все в порядке, — ответил Человек. — Я объяснил ей, что произошло.

Эндер почувствовал, как у него все похолодело внутри.

— И что ты ей сказал?

— Я сказал, что они хотели сделать с маленькими матерями что-то, из-за чего мы стали бы больше походить на людей, но ты ответил, что они должны отказаться от этого или ты вернешь ограду на место. Что ты сказал: свинксы должны оставаться свинксами, а люди — людьми.

Эндер улыбнулся. Перевод Человека был совершенно верен по сути, и у свинкса хватило ума не вдаваться в частности. Кто знает, вдруг женам захотелось бы, чтобы маленькие матери продолжали жить, и они потребовали бы этого, не представляя себе последствий такого гуманного жеста. Да, Человек оказался превосходным дипломатом: сказал правду и опустил все по-настоящему важное.

— Ну что ж, — начал Эндер. — Теперь, когда мы познакомились друг с другом, пора приниматься за серьезный разговор.

Эндер сидел на голой земле. Крикунья устроилась так же напротив него. Она пропела несколько слов.

— Она сказала, что вы должны научить нас всему, что знаете, взять нас с собой к звездам, принести нам Королеву Улья и отдать ту световую палочку, что принесла с собой новая женщина, а иначе этой же ночью она пошлет всех братьев этого леса зарезать всех людей, пока они спят, а тела повесить высоко над землей, чтобы лишить вас третьей жизни. — Заметив тревожные взгляды людей, Человек протянул руку и коснулся груди Эндера. — Нет, нет, ты должен понять. Это ничего не значит. Мы всегда так начинаем, когда ведем переговоры с другим племенем. Разве ты считаешь нас сумасшедшими? Мы никогда не убьем вас! Вы дали нам амарант, горшки, «Королеву Улья» и «Гегемона».

— Скажи, чтобы она взяла обратно свои слова, если хочет получить что-нибудь еще.

— Я повторяю, Голос, это ничего не значит.

— Она произнесла эти слова, и я не стану разговаривать с ней, пока они будут между нами.

Человек заговорил.

Крикунья вскочила на ноги и обошла вокруг материнского дерева, высоко подняв руки и что-то громко распевая.

Человек наклонился к Эндеру:

— Она жалуется великой матери всех жен, что ты — брат, который не знает своего места. Она говорит, что ты оскорбительно груб и что с тобой невозможно иметь дело.

Эндер кивнул:

— Да, она совершенно права. Мы наконец сдвинулись с мертвой точки.

Крикунья снова опустилась на землю напротив Эндера. Бросила что-то на мужском языке.

— Она говорит, что никогда не станет убивать людей и запретит это всем женам и братьям. Она требует, чтобы я напомнил тебе, что вы вдвое выше нас ростом, что вы знаете все, а мы — ничего. Ну, достаточно она унизилась перед тобой для продолжения разговора?

Она хмуро следила за ним, ожидала ответа.

— Да, — сказал Эндер. — Теперь мы можем начать.

Новинья стояла на коленях возле постели Миро. Рядом пристроились Ольядо и Квим. Дом Кристано укладывал спать Грего и Квару, и его немузыкальная колыбельная была едва слышна за хриплым, затрудненным дыханием Миро.

Миро открыл глаза.

— Миро, — позвала Новинья.

Он застонал.

— Миро, ты дома, в постели. Ты перелез через ограду, когда она была включена. Доктор Навьо сказал, что твой мозг поврежден. Мы не знаем, временная это травма или нет. Возможно, ты частично парализован. Но ты жив, Миро, и доктор Навьо говорит, что может компенсировать то, что ты потерял. Понимаешь? Я говорю правду. Наверное, поначалу будет очень плохо, но, по-моему, стоит попробовать.

Он тихо застонал. Но это не был крик боли. Он пытался что-то сказать и не мог.

— Ты способен двигать челюстью, Миро? — спросил Квим.

Миро медленно открыл и закрыл рот.

Ольядо поднял руку примерно на метр над головой Миро и покачал ею.

— Ты можешь следить глазами за движениями рук?

Миро снова застонал.

— Когда хочешь сказать «нет», закрывай рот, — посоветовал Квим, — а когда «да» — открывай его.

Миро закрыл рот и промычал:

— М-м-м-м.

Новинья не могла удержаться, несмотря на собственные ободряющие слова. Это было самым страшным, что когда-либо случалось с ее детьми. Когда Лауро потерял глаза и превратился в Ольядо (она ненавидела это прозвище, но теперь часто использовала его сама), она думала, что хуже быть уже не может. Но Миро, парализованный, беспомощный, неспособный даже ощутить пожатие ее руки, — это невыносимо. Ей было больно и горько, когда умер Пипо, еще горше, когда умер Либо, смерть Маркано принесла ей боль и сожаление. Она даже помнила ту сосущую пустоту, которая наступила, когда ее отца и мать опустили в могилу. Но не было страдания хуже, чем видеть несчастье своего ребенка и не иметь сил помочь.

Она встала, чтобы уйти. Ради него. Надо плакать тихо и в другом месте.

— М-м. М-м. М-м.

— Он не хочет, чтобы ты уходила, — перевел Квим.

— Я останусь, если хочешь, — сказала Новинья. — Но тебе лучше снова уснуть. Навьо сказал, что чем больше ты будешь спать, тем скорее…

— М-м. М-м. М-м.

— Спать он тоже не хочет, — добавил Квим.