Очищение - Олег Верещагин

Романов думал об этом, сидя в небольшой (освещенной электричеством!) каюте корабля и слушая странную, дикую, жуткую… а впрочем, наверное, ничуть не более жуткую, дикую и странную, чем его собственная, историю, которую рассказывал сидящий напротив шестнадцатилетний Ральф Бек.

История началась год назад в Ростоке…

Создававшийся когда-то как циничное средство разрыва поколений, воспрещения отцам и матерям передавать детям свои опыт и качества, для полного искоренения германского духа, «Югендамт», служба защиты детей, почти сразу стал прибежищем для оголтелых безумных феминисток и извращенцев, сперва скрытых, а в начале XXI века, когда служба набрала и вовсе сатанинскую мощь, стала почти всесильной, – уже открытых. В последнее же время существования Германии (да и всей Европы) «Югендамт» стал использоваться все чаще еще и как средство политических репрессий.

Чаша терпения немецкого народа была переполнена. Но его внушавшаяся с детства тотальная разобщенность, запуганность призраками прошлого и «исторической виной», а также одновременно и вошедшая в плоть и кровь привычка повиноваться законам сослужили плохую службу немцам.

На Германию уже сыпались ракеты – и русские, и сбившиеся с курса штатовские, – а «Югендамт» продолжал, как это ни дико, действовать, словно робот-убийца, переживший своих создателей и продолжающий выполнять заложенную в него программу разрушения всего и вся.

Впрочем, пятнадцатилетнего Ральфа Бека «Югендамт», наверное, спас. Его схватили прямо около школы (куда он ходил больше по привычке, чтобы как-то убить время, – система образования развалилась; номинально образование было бесплатным и обязательным, реально школа ничего не давала, кроме грязи и глупости…) и повезли в спецмашине в ростокский порт, когда на город упали три первых боеголовки. Где-то в их пламени сгорели родители Ральфа и его младшая сестра. Она вместе с матерью пряталась дома, а отец с группой товарищей как раз ехал к муниципалитету, чтобы – наконец-то и с таким опозданием! – нарушить закон, взяв штурмом эту давно ставшую откровенно антинемецкой контору, откуда исходило только безумие.

Русские ракеты в своем слепом мстительном полете не сделали разницы между жилым районом, где прятались женщины и дети, мэрией, главой которой был «афронемец», самими немцами, наконец-то решившими навести порядок у себя дома… Было слишком поздно. Надо было думать раньше. Надо было раньше действовать. Теперь оставалась только огненная слепота. Только безразличный грохот рушащегося мира.

Скорей всего, Ральф, если бы его не скрутили около школьных ворот, оказался бы вместе с отцом, которого он – редкость в современных немецких семьях – любил и уважал…

Мальчишка очнулся на вышедшем в море корабле. Фактически это был рабовладельческий корабль под флагом Панамы, и шел он в порт Джидды, имея на борту двести семьдесят немецких детей, поровну мальчиков и девочек, младшим из которых было четыре-пять, старшим – четырнадцать-шестнадцать лет. «Югендамт» «спасал» детей от войны, одновременно «искупая» какую-то очередную «историческую вину немцев перед мусульманами». Это была уже не первая партия, отправленная в рабство, – «для знакомства с культурой иной цивилизации», как было указано в найденных позднее документах «Югендамта».

Но тогда эти похожие на безумный болезненный бред документы будут предметом проведения историко-психологического исследования на тему болезни «ксенофилия». А для Ральфа и его спутников это была купчая на их тела.

К счастью, плыть им оказалось уже некуда. Заказчики-саудиты были уверены, что им удастся выйти целехонькими из общего хаоса. Но восемь израильских боеголовок навсегда похоронили эти планы в озерах расплавленного стекла – не помогли даже сверхдорогие подземные города-бункеры, построенные, как оказалось, в прямом смысле слова «на песке».

Когда команда корабля поняла это – по отрывочным радиопередачам, куски которых еще с воем и стонами носились в эфире гибнущего мира, – то она просто-напросто взбунтовалась. Капитан-итальянец был убит, перепившиеся и вооруженные матросы, в основном латиноамериканцы, вступили в схватку с саудитскими охранниками-гвардейцами, стремясь добраться до груза, где было много «беленьких цыпочек».

Ральф воспользовался этим в каком-то помутнении рассудка, которое пришло на смену постоянному равнодушию от умело подмешиваемых в питьевую воду транквилизаторов. Он помнил, как за дверью отсека, в котором их было десятеро – мальчишки разного возраста, – начали стрелять, потом дверь с гулом открылась, и возникший на пороге плосколицый длинноволосый парень сказал разочарованно что-то: «Y bien, aquí, sí aquí unos niños!»[25]– и небрежно, явно красуясь, поднял короткий автомат…

Потом все было красное и горячее. Воздух стал звонким, как металл. Гудело стальное небо, тело не ощущалось, и рядом бежали какие-то люди, а кто-то еще кричал – жалобно, истошно и многоголосо, а над всем этим страшно, ликующе хохотал невидимый великан, и этот хохот переполнял Ральфа безумной, слепой и быстрой силой.

Он очнулся, когда его тряс за плечи незнакомый рыжий парнишка и, возбужденно дыша, хрипел: «Слышь, ты, слышь?! Что делать-то?! Что делать?! Они, кто остался, наверху заперлись, в этой… в… как ее…» «В рубке», – подсказал другой парень, стоявший чуть дальше в коридоре с двумя пистолетами в руках. «В рубке, да! Что делать-то будем?!»

«Почему он спрашивает меня? – подумал Ральф изумленно. – Что вообще происходит?!» В незнакомом коридоре лежали трупы подростков, матросов и саудитов вперемешку, стены были забрызганы кровью, полуголая девочка перевязывала голову сидящему на ступеньках металлической лестницы и крупно дрожащему мальчишке, а чуть сбоку еще двое ребят, хрипло, рыкающе выдыхая при ударах, размеренно рубили лопатами с пожарного стенда чернобородый кусок мяса с умоляюще выкаченным единственным алым глазом и икающим кровавыми пузырями ртом.

Он оттолкнул руки этого парня. Подумал и сказал: «Помещение под рубкой… тащите туда все деревяшки, которые найдете. Быстро!»

И встал…

Остатки команды выдержали в той печке, в которую постепенно стала превращаться рубка от разожженного в помещении ниже огромного костра, какие-то минуты. Сперва раздались отдельные крики. Потом они слились в многоголосый вой, еще чуть-чуть потом наружу посыпались уцелевшие «мачо». Сопротивляться они больше не пробовали – жестокость плана юных немцев и быстрота его исполнения их потрясли и сломали. Ральф приказал стоявшим наготове ребятам с огнетушителями залить разбушевавшееся, как в доменной печи, пламя и занялся ревизией происходящего.

В бою погибли восемнадцать мальчишек и две девчонки. Много было раненых, и еще пятеро парней умерли позже в корабельным лазарете – врача не было, никто не знал, как и чем им помочь по-настоящему. Но остальные раненые потихоньку поправились. Саудитовская охрана была перебита вся, из сорока трех человек команды уцелели восемь. Немецкие ребята стали полными хозяевами огромного корабля и всего, что на нем было.