День саранчи - Натанаэл Уэст

Карлик с трудом поднялся на ноги и пригнул голову, как маленький таран. Как только Фей и Эрл снова начали танцевать, он бросился между ног Эрла и сунул вверх обе руки. Эрл закричал от боли и попытался достать карлика. Потом вскрикнул еще раз, застонал и начал оседать, раздирая в падении шелковую пижаму Фей.

Мигель схватил Эйба за глотку. Тот разжал руки, и Эрл свалился на пол. Мексиканец поднял карлика в воздух, перехватил за щиколотки и шваркнул об стену, как кролика о дерево. Он снова размахнулся карликом, чтобы ударить еще раз, но Тод поймал его за руку. Тут же Клод вцепился в Эйба, и вдвоем они отняли его у мексиканца.

Карлик был без сознания. Они отнесли его на кухню и сунули под холодную воду. Он быстро пришел в себя и разразился бранью. Увидев, что он ожил, они вернулись в гостиную.

Мигель вел Эрла к кушетке. У ковбоя сошел весь загар с лица, и оно было мокро от пота. Мигель ослабил на нем пояс, а Клод снял с него галстук и расстегнул воротник.

Фей и Тод наблюдали, стоя в стороне.

— Смотри, — сказала она, — погибла моя новая пижама.

Один рукав был почти оторван, и в прореху выглядывало плечо.

Брюки тоже были разодраны. Пока он смотрел на нее, она расстегнула брюки и переступила через них. На ней были тугие черные кружевные трусики. Он шагнул к ней и заколебался. Она спокойно перебросила штанины через руку, медленно повернулась и пошла к двери.

— Фей, — прошептал Тод.

Она остановилась и улыбнулась ему.

— Я иду спать, — сказала она. — Забери отсюда маленького.

Подошел Клод и взял Тода под руку.

— Давайте смываться.

Тод кивнул.

— И надо захватить гомункула — а то он тут всех поубивает.

Тод опять кивнул и вышел за ним на кухню. Карлик прикладывал к голове большой кусок льда.

— А здоровую шишку набил мне желтопузый.

Он заставил их щупать ее и восхищаться.

— Пойдемте домой, — сказал Клод.

— Нет, — сказал карлик, — пошли к бабам. Я только начал заводиться.

— Ну их к черту, — вмешался Тод. — Пошли отсюда. — Он подтолкнул Эйба к двери.

— Руки придержи, сопляк! — взревел лилипут.

Клод встал между ними.

— Спокойно, граждане, — сказал он.

— Ну ладно, только не толкаться.

Эйб важно двинулся к выходу, они — за ним.

Эрл еще лежал на кушетке. Глаза у него были закрыты, и он обеими руками держал себя за низ живота. Мигеля не было.

Эйб хохотнул и весело помотал головой:

— Уделал я пастуха!

На тротуаре он еще раз попробовал заманить их с собой:

— Пошли, ребята, — получите удовольствие.

— Я иду домой, — сказал Клод.

Они подошли с карликом к его машине и посмотрели, как он забирается в кабину. На тормозе и сцеплении у него были специальные надставки, чтобы он мог дотянуться до них своими крохотными ножками.

— Ну, махнем?

— Нет, спасибо, — вежливо ответил Клод.

— Ну и черт с вами!

Так он с ними попрощался. Он отпустил тормоз, и машина укатилась.

24

На другое утро, когда Тод проснулся, голова у него раскалывалась. Он позвонил на студию, сказал, что не придет, и до полудня пролежал в постели; затем пошел в город завтракать. После нескольких чашек горячего чая ему стало легче, и он решил навестить Гомера. Он все еще хотел извиниться.

От подъема в гору к Пиньон-Каньону боль в голове начала пульсировать, и он даже обрадовался, что никто не ответил на его настойчивый стук. Собравшись уже уходить, он заметил, что штора в одном окне шевельнулась, и вернулся, чтобы постучать еще раз. Ответа по-прежнему не было.

Он заглянул в гараж. Машина Фей исчезла, так же как и бойцовые петухи. Он подошел к дому сзади и постучал в дверь кухни. Тишина была какой-то чересчур уж полной. Он тронул ручку и обнаружил, что дверь не заперта. Он несколько раз крикнул «эй», чтобы дать о себе знать, и прошел через кухню в гостиную.

Красные бархатные шторы были плотно задернуты, но он разглядел Гомера, который сидел на кушетке, уставясь на свои руки, лежавшие на коленных чашечках. Он был в бумазейной ночной рубахе, босой.

— Только что встали?

Гомер не пошевелился и не ответил.

Тод сделал еще попытку:

— Ну и вечерок!

Он понимал, что глупо изображать бодрячка, но ничего лучше придумать не мог.

— Здорово я вчера перебрал! — продолжал он и даже попытался хихикнуть.

Гомер не обращал на него ни малейшего внимания.

В комнате все оставалось так же, как прошлой ночью. Столы и стулья были перевернуты, разбитая картина валялась на том же самом месте. Чтобы как-то оправдать свое присутствие, он принялся наводить порядок. Он поднял стулья, расправил ковер и собрал раскиданные повсюду окурки. Потом раздвинул шторы и открыл окно.

— Ну, так уже веселее, а? — бодро спросил он.

Гомер на секунду поднял глаза, потом снова уставился на руки. Тод видел, что он постепенно выходит из оцепенения.

— Хотите кофе? — спросил Тод.

Гомер убрал руки с колен и, спрятав под мышками, крепко зажал — но не ответил.

— Горячего кофейку — что вы скажете?

Гомер вынул руки из подмышек и сел на них. Немного погодя он отрицательно помотал головой — медленно, тяжело, как собака с клещом в ухе.

— Я сварю.

Тод вышел на кухню и поставил кофейник на плиту. Пока он закипал, Тод заглянул в комнату Фей. Она была опустошена. Все ящики комода были выдвинуты, на полу валялись пустые коробки. Посреди ковра лежал разбитый флакон духов, и от всего вокруг разило гарденией.

Сварив кофе, Тод налил две чашки и отнес их на подносе в гостиную. Гомера он нашел в той же позиции — сидящим на руках. Тод пододвинул к нему столик и поставил поднос.

— Себе я тоже налил, — сказал он. — Давайте пейте, пока не остыл.

Тод поднял чашку и протянул ему, но, увидев, что Гомер собирается заговорить, опустил ее и стал ждать.

— Я возвращаюсь в Уэйнвилл, — сказал Гомер.

— Прекрасная идея — замечательная!

Он снова подвинул к нему чашку. Гомер даже не посмотрел на нее. Он несколько раз сглотнул, пытаясь протолкнуть что-то застрявшее в горле, потом заплакал. Он плакал, не закрывая лица и не наклонив головы. Звук был как от топора, рубящего сосну, — тяжелый, гулкий, литой. Он повторялся мерно, но без акцентов. В нем не было развития. Каждый его обрубок был в точности подобен предыдущему. Он ничем не мог разрешиться.