На исходе лета - Уильям Хорвуд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нам больно описывать отвратительные вкусы Слая, который был ненасытен, когда дело касалось юных, невинных детенышей мужского пола. Он был одним из самых порочных и похотливых кротов из всех сторонников Слова.
А пока что знайте, что эти двое откликнулись на приказ Люцерна доставлять к нему таких последователей Камня, как те, что стояли сейчас перед ним. Люцерн говорил:
— Перед тем как мы решим, какой курс лучше выбрать, мы должны понять этих кротов и выяснить, что дает им их вера и в чем их слабость.
Терц не был с ним согласен, не видя ничего, кроме опасности, в подобном общении с последователями Камня и считая, что в отчетах, которые теперь ежедневно присылали сидимы со всех концов кротовьего мира, содержится вся необходимая информация.
— Но, Терц, нельзя завоевать умы кротов, не зная, каким образом они работают. Ты меня сам этому учил. Я ни минуты не сомневаюсь, что мы уничтожим всех последователей Камня, которых найдем, но это обойдется нам недешево. А вот если мы будем знать, как они мыслят, то сможем найти более быстрые и эффективные пути.
Итак, Люцерн взял верх над Терцем, но тот не особенно возражал. Разве не сам он научил внука Руна думать самостоятельно? Итак, Терц пожал плечами, повторил свои предостережения и больше не сказал ни слова. В конце концов, возможно, Люцерн прав, как это часто бывало и раньше... а Терцу было хорошо известно, что он обязан своим высоким положением собственной гибкости.
В течение нескольких утомительных часов Люцерн обсуждал Камень с тремя его последователями, и за все это время Терц, находившийся рядом, не произнес ни звука. Но наконец, к своему облегчению, он заметил, что Люцерн устал и удручен.
На кротов Камня не подействовали аргументы Люцерна и завуалированные угрозы, но это не имело бы значения, если бы они выдвинули какие-то достойные аргументы, которыми он мог бы насладиться. Вместо этого они лишь твердили о вере, основанной исключительно на воспитании, и ничем не подтверждали могущество своего Камня.
— По-видимому, эти кроты совершенно не умеют думать,— раздраженно произнес Люцерн,— и их ничему не научили. Они ничего не знают о своей вере и абсолютно невежественны. — Это было сказано в присутствии трех последователей Камня, которые лишь улыбнулись при этой вспышке.
— Господин, — сказал Терц, — я сомневаюсь, чтобы многие из наших кротов смогли лучше объяснить свою веру, чем эти последователи — свою. Тебя слишком долго учили, и ты чересчур долго жил с одними сидимами, а потому ожидаешь слишком многого.
Что особенно разозлило Люцерна, так это отказ кротов назвать имена других последователей Камня. А когда им намекнули на пытки, ответили — и тут у них в глазах загорелась эта тошнотворная вера, — что, коли так, значит, это воля Камня и они тут ничего не могут поделать.
— Но ты же дрожишь, крот, когда Друл подходит близко. Ты знаешь: одно мое слово — и его когти вонзятся в тебя. Чего стоит твоя вера, если ты ей не доверяешь и не надеешься, что она защитит тебя сейчас?
Друл постучал своими когтями и, сделав страшные глаза, захихикал, придя в полный восторг от себя самого. Переглянувшись, трое кротов тонко улыбнулись, и один из них ответил:
— Мы доверяем тебе, господин. Больше мы ничего не можем сделать. Что же касается страха — ну что же, ведь мы всего лишь кроты. Если бы ты оказался на нашем месте и тебе бы угрожали, а ты был бы беззащитен, разве не ощутил бы ты страх?
— Я — нет, — ответил Люцерн, которому не понравился дерзкий тон этого крота, — потому что все идет от Слова и я должен покориться его воле.
Последовало молчание, Люцерн сердился все больше. Ему требовались аргументы, а не просто вера. Ему нужно было больше информации, чем могли дать такие вот необразованные последователи Камня.
— Убить их, Господин? — спросил Друл, читая мысли Люцерна.
— Ты сказал... — боязливо начал один из последователей.
— Он шутит, — немедленно заверил его Люцерн. — Я сказал, что вы свободно уйдете отсюда, и так непременно будет — в свое время.
Он расплылся в улыбке, против которой никто не мог устоять, и все кроты с облегчением вздохнули, включая гвардейцев, находившихся в тени, в задней части грота. Друл помрачнел, Слай что-то явно прикидывал в уме, и только Терц хранил бесстрастное выражение.
— Уведите их, накормите и охраняйте, пока я не распоряжусь освободить их, — приказал Люцерн гвардейцам.
— Благодарим тебя! — сказал один из последователей Камня. — Да, благодарим! Единственный путь вперед — это, как мы уже говорили, взаимная любовь и понимание, общая ответственность, готовность выслушать другую сторону...
Люцерн поднял лапу.
— Ты уже не раз излагал свою точку зрения,— сказал он. — Повтори это еще хоть раз, и Друл зубами вырвет у тебя язык. Он это превосходно умеет делать.
Друл оскалился, и кроты были шокированы, но потом улыбнулись. Им даже удалось рассмеяться, когда захихикали гвардейцы. Друл просто сиял от удовольствия.
— Это всего лишь шутка Господина, — сказал он, зловеще ухмыляясь.
Можно ли верить Люцерну? Его глаза смотрели мрачно, а обещания звучали малоубедительно. В словах Люцерна содержалась ужасная угроза. Последователь Камня замолчал.
— Итак... о вас позаботятся. Уведите их.
В ту самую минуту, как их увели, Люцерн спросил:
— Ну так как, убьем их?
Друл с безразличным видом пожал плечами. Не его дело принимать такие решения.
Слай сказал:
— Они сослужили свою службу, Господин, и больше не могут сообщить нам никакой информации, да и в любом случае они мало что нам дали.
— Терц? — снова задал вопрос Люцерн. Он любил выслушать других перед тем, как принять решение.
— Я был не прав, Люцерн, а ты прав, что случается чересчур часто и приводит в уныние такого старика, как я.
Люцерн слегка улыбнулся, довольный этой лестью.
— Итак? Ты не сказал ни слова с тех пор, как они пришли.
Немного подумав, Терц сказал:
— Для меня самым важным было не то, что они сказали и чего не сказали, а то, какими они были.
— Какими они были? —