Счастливый брак - Рафаэль Иглесиас

Их усадили за столик рядом с тем, где они с Маргарет ужинали.

— Наш столик, — прокомментировал Энрике.

Салли спросила, что он имеет в виду. Маргарет объяснила, что их первое свидание состоялось только позавчера, о чем Пенелопа, видимо, уже знала, судя по ее торжественному кивку. Это было новостью для Салли. Она даже ударила ладонью по столу, воскликнув:

— Ого! И она пригласила тебя на бранч! И ты согласился! Похоже, горячее у вас было свидание!

Общий смех разрядил обстановку. Энрике спросил, откуда они знают друг друга, и девушки наперебой бросились рассказывать. Салли, Лили и Маргарет учились в Корнелле. Лили вместе с Пенелопой работали помощниками редакторов в издательстве, а муж Пенелопы, Портер, был кинокритиком и писал для нового еженедельника, который, по слухам, уже был на грани закрытия, что, по словам Пенелопы, — она явно это осуждала — доводило мужа чуть ли не до истерики. Повернувшись к Энрике, она добавила:

— Да, кстати, Портер читал ваш роман, и ему понравилось. — Она хмыкнула. — Такое редко случается.

— Вы опубликовали роман? — спросила Салли, приоткрыв красиво очерченные пухлые губы и распахнув зеленые глаза с таким изумлением, что Энрике рассмеялся.

— Типа того, — сказал он, не вдаваясь в подробности. Ему совсем не хотелось исполнять перед ними мрачную балладу о своей карьере. Он спросил Пенелопу, как она получила эту работу, когда познакомилась с Лили, где встретила своего мужа, Портера, и вскоре Энрике прекрасно ориентировался в их прошлом, слушая, как девушки рассказывают о своих отпусках, семьях и, в случае Салли и Пенелопы, о своих мужчинах. Ему нравилось выслушивать их жалобы, но еще больше — наблюдать со стороны за их горячим спором о парикмахерах, стрижках и стилях укладки. Он был очень удивлен, когда они с неподдельным интересом заговорили о новом романе Уильяма Стайрона «Выбор Софи», рукопись которого уже успели прочесть трое из подруг. В отличие от его родителей, Бернарда и любого другого знакомого Энрике писателя, девушек, казалось, волновало лишь одно: хороша ли книга сама по себе. Они не превращали опыт чтения в мудреную проекцию личных амбиций или неоднозначных взглядов на мир. Ему казалось очаровательным их умение столь демократично уравнивать проблемы: безо всяких усилий они перескакивали с вопроса, стоит ли зимой красить ногти на ногах, к разговору о том, приведет ли президентство Джимми Картера к миру на Ближнем Востоке, причем обе темы вызывали у них одинаковый интерес.

— Ты такой милый, — в какой-то момент вдруг сказала Маргарет. — Вы заметили, какой Энрике терпеливый?

— Потрясающе, — подтвердила Пенелопа. — Портер бы скорее застрелился, чем стал бы слушать нашу болтовню.

Энрике улыбнулся — скромной улыбкой, которая, как он надеялся, должна была подчеркнуть его доброту и терпение. На самом деле он был счастлив и благодарен за то, что окружен всей этой женственностью, что может наслаждаться их ароматами, любоваться сочетанием пышных волос — рыжих, черных, светлых, слушать квартет музыкальных голосов: оживленного — Маргарет, недоумевающего — Салли, теплого — Лили и полного сомнений — Пенелопы; украдкой бросать взгляды на их белые шеи, юные груди, маленькие руки, нежные, тонкие запястья и изящные пальцы. Девушки утомились раньше, чем он. Через три часа они собрались уходить и хором сказали, что благодаря ему встреча получилась очень интересной. Это была явная ложь, поскольку он почти все время молчал. Им не хотелось расставаться, поэтому они решили, что все вместе дойдут до метро на Западной Четвертой улице, прежде чем Маргарет и Энрике покинут их компанию.

Выйдя из ресторана, они повернули на восток, и Энрике, даже не успев подумать о том, что делает, обнял Маргарет за плечи и притянул к себе. Она с удовольствием устроилась под его рукой, видимо радуясь тому, что он, словно щитом, заслонил ее собой от январского холода. Поглядев на остальных, Энрике обнаружил, что вся троица, вместо того, чтобы идти к Шестой авеню, замерла на месте, разглядывая их. Прежде чем тронуться с места, они все втроем разулыбались, будто услышали официальное объявление. Неужели они только что поняли, что я пришел с ней не просто так, недоумевал Энрике. Ему казалось, что после упоминания об их свидании все сразу стало ясно. К тому моменту, когда нужно было расходиться, девушки уже преодолели шок и вновь весело обсуждали, как ужасны их прически, работа и мужчины. Каждая чмокнула его в щеку, а Лили еще и крепко обняла, заметив: «Какой ты высокий!» Он чувствовал себя иностранцем, которого дружелюбно приняли в чужой стране.

Даже не спрашивая, куда они идут, Маргарет повернула к дому и всю дорогу оставалась под защитой его руки. Она без умолку болтала, подробно рассказывая о Салли, Пенелопе и Лили, а он слушал, запоминая все подробности, ведь они были важны для нее, а значит, для него тоже.

Он делал все возможное, чтобы не думать о том, что маячило на горизонте. Пройдя мимо придирчивого швейцара, они поднялись в ее студию с паркетным полом, сняли пальто, Маргарет снова сварила кофе и уселась рядом с ним. Он смотрел на ее воздушные кудри, вдыхал сладкий запах ее кожи, любовался белой шеей и нежной грудью. С тех пор как Энрике вступил в пубертатный период, он впервые отчаянно желал, чтобы такого понятия, как половой акт, вообще не существовало.

Он проснулся в испуге, услышав жалобные стоны Маргарет. Сердце бешено билось, глаза были будто полны песка, от отчаяния казалось, что все вокруг застит туман. Он включил лампу, стоявшую возле надувного матраса, и взглянул на кровать. Маргарет снова куда-то ползла, запутавшись в простыне и покрывале, не в силах выбраться и не в силах заснуть. Это было повторение предыдущего кошмара. Он вскочил и принялся говорить, чтобы ее успокоить: «Я здесь, Маг. Подожди минутку, и я тебе помогу». Он молил бога, чтобы причиной на сей раз было прекращение действия ативана, а не ее кишечник.

Он увидел на нижней простыне светло-коричневые пятна. Некоторые были почти зелеными, цвета рвоты. Энрике вздохнул. Это был долгий, тяжелый вздох. Ему вдруг ужасно захотелось сбежать. Спуститься по лестнице, выйти на улицу, и пусть ее обнаружит кто-нибудь другой, пусть другие моют ее и наблюдают, как она умирает. Почему я должен это делать? Я — эгоист, думал он. Почему мне приходится быть добрым и хорошим?

Он тяжело вздохнул: эта брезгливость к ее предсмертным мукам проникла в его тело и душу со вдохом, а с выдохом исчезла навсегда. Дальше он действовал быстро и без раздумий. Ему нужно было спуститься вниз за новыми салфетками и полотенцами, чтобы оттереть приставшие к ягодицам Маргарет экскременты. Ноющие бедро и спина напомнили ему, что бежать не стоит. Заскочив на кухню за мусорными пакетами, он подошел к шкафу с бельем. Маргарет испачкала последнее чистое покрывало. Он нашел на верхней полке легкое хлопковое одеяло. Затем он заметил, что дверь в комнату Макса закрыта. Значит, тот все-таки вернулся домой. Поссорился с подружкой? Энрике уже не мог поделиться этим с Маргарет — первая из многих вещей, касающихся их детей, которую они уже не смогут обсудить. У Ребекки было темно. Нужно ее разбудить. Но зачем? Просто так, для компании? Он и сам со всем справится.