Огонь и Ветер - Рина Море

Гулкие шаги по коридору. Меня торопливо впихивают внутрь. Вошел император. Темный мундир без знаков отличия, лицо кажется осунувшимся, мрачным, руки бессознательно сжаты в кулаки. Остановился посреди комнаты, молча смотрит.

– Здравствуй, Дан-н-н! – вопреки этикету заговорила первая. – Видите, я же предупреждала вас, что буду плохой женой.

Даже смогла злорадно улыбнуться.

– Вашему поступку нет прощения, л’лэарди Верана.

А ведь ваше милосердие могло бы быть моим чудом, Ваше Величество. Наверное, это единственное чудо, которое могло бы меня спасти. Так, значит, нет?

– Когда отец в первый раз застегнул на моем запястье эскринас в пять моих лет – это было очень больно. Я плакала день и ночь. Задыхалась. Пыталась содрать эту дрянь с себя всеми способами, умоляла родителей снять с меня это. Однажды меня нашли в луже крови воющей от боли. Я пыталась отрезать кисть с браслетом ножом, который украла с кухни. Пятилетний ребенок.

Отец не выдержал. Он создал для меня браслет, который я могла расстегивать по собственному желанию. Смог объяснить маленькому ребенку, что это страшная тайна, которую надо хранить ото всех. И я его послушалась. Он рассчитывал, что, когда я стану взрослее, мне удастся объяснить необходимость эскринаса, и на мою руку наденут уже настоящий. Но он не вернулся из плавания…

А я знала, что такое ветер, и я не хотела его отдавать. Говорят, женщины со стихией безумны и злы. Но я ведь никому не причинила зла, кроме разве что себя. Говорят, женщина не умеет владеть стихией, но это ложь, знаю по себе. Я должна была поверить, что женская стихия – зло, только на основании каких-то мифов о Богине? Или на основании того, что со всеми женщинами так поступают?

Душа моя летала по всему миру во снах. Разные существа со мной общались. Никогда мать-природа не гневалась на меня, что не ношу эскринас. Всегда ветер говорил со мной ласково.

Где доказательства, что Богиня против? Где доказательства, что она вообще существует – не мать-природа, а то существо, которое якобы диктует нам законы? Представьте доказательства!

Он выслушал не меняясь в лице.

– Вы предали Империю, – сказал ровным тоном. – Вы предали вашего императора. Вам нет оправдания. Даже если бы я хотел, отменить приговор не в моей власти.

– Мне положено последнее желание.

Говоришь, любил? Я знаю, как причинить тебе боль. Ты меня никогда не забудешь.

– Я слушаю вас.

– Вы исполните его? Обещаете?

– Обещаю, – он, бесцветно.

– Я ненавижу этих уродов-жрецов, мне противно даже думать, что один из них возьмет мою жизнь. Я хочу умереть со спокойной душой, а не вздрагивая от отвращения. Ваше Величество, я хочу умереть от вашей руки.

Зажмурилась. Нет, только не показывать ему слезы! Не хочу быть жалкой.

Долго молчал. Когда заговорил, не узнала его голос.

– Я же готов был выполнить любое ваше желание. Трон, Империя. Я же прощал вам все! Чего вам не хватало? Почему вы сбежали?

– Вы, наверное, мне не поверите, Ваше Величество. Свою жизнь за вашу я бы отдала. Но не стихию. Потому что… не знаю, как объяснить. Вы, титул, слава, почет. Когда-то я думала, ни один мужчина не ценнее ветра, никто не сможет предложить равной цены, а вы смогли. Но это не только меня касается, это ради тысяч дев, которые были до меня, и миллионов, которые будут после. Мне повезло невероятно: у меня был эскринас, который я могла расстегивать по своей воле, жизнь в провинции, слабохарактерная мама, которая ничего не замечала. Понимаете? Другого шанса у моего народа, у сестер моих может не быть. Их всех растят в эскринасах под строгим надзором. Они не знают истинного вкуса стихии, а если бы даже и захотели узнать – строгий присмотр, угроза смертной казни, эскринас с руки самостоятельно не снять, запертая стихия убивает изнутри. Я должна была стать первой из дев-саган, кто сохранил стихию, и проложить дорогу для других, помогать им. Я не могла не попытаться. Но, увы, видите, как бездарно и неразумно я упустила этот шанс.

Я говорю страшные вещи, не так ли, Ваше Величество? Не желаю быть хуже мужчин, не хочу отдавать им душу? Теперь вы еще более уверились, что я заслуживаю смерти? Но любому преступнику даруется последнее желание! Вы опытный воин, вам не составит труда исполнить мою просьбу!

Он все молчал.

– Ну, так не честно! Ну пообещайте мне!

– Обещаю, – процедил сквозь зубы и стремительно вышел.

После его ухода я больше не могла удерживать на лице улыбку и жалко разрыдалась.

Последняя ночь в моей жизни. Тело будто предчувствует скорую гибель – жалобно стонет каждая мышца, раскалывается голова. Развернула тот узелок, что мне сунула Кармира. Там оказались конфеты и яблоко. Разъяренно швырнула все на пол. Потом подбирала и ела, стараясь хоть чуть-чуть подсластить ужас ожидания. Теперь меня еще и тошнит. Мерзну. Лежать неприятно, ходить трудно, сидеть мерзко. Хочется вспоминать лучшие мгновения, но мысли опять и опять возвращаются к завтрашнему дню. Как это будет? Босиком взойду по каменным ступеням. Сотни насмешливых глаз. Я все-таки проиграла им, мошенникам, ворам. Они торжествуют. Сейчас у меня украдут и жизнь в наказание, что осмелилась противиться грабежу.

Я просто стану ветром. В этом нет ничего страшного. А если души на самом деле не существует, и загробной жизни тоже? Вот теперь, ночью, в темноте и одиночестве, я поверила, что завтра умру. И слезы не помогут. И мольбы. Я оскорбила Богиню л’лэардов, посягнула на священное право л’лэардов – грабить. Такое не прощается. Ведь если девы перестанут бояться, они тоже могут не захотеть отдавать стихию.

Проиграла! Проиграла! Слабачка! Громко, на весь мир позорно проиграла. А вы не сказочный герой, как мне казалось раньше, Ваше Величество. Вы мой палач.

Вам – прощаю. Всех ненавижу, всех до единого, от безликих жрецов до ехидной усмешки вашего горбоносого братца, и бабушку, и тети Кармиры с дочерью скупые слезы. А вас представляю, закрыв глаза, представляю, что вы рядом, обнимаете меня, греюсь в вашем тепле – и мне становится легче.

Но Ринка Десмей был более верным возлюбленным, чем вы. Он снял эскринас.

Но он тоже не смог спасти. Она до последнего мгновения надеялась, ждала, искала его лицо среди жрецов. Ведь он обещал спасти. Доселе он никогда не нарушал обещания.

Жрец-палач. Нож в его руке. «Не надо! Пожалуйста!», ведь Ринка должен появиться вот-вот, спустя минуту, нужно дотянуть эту минуту. Он обязательно явится, он всегда спасал, всегда находил выход, он способен на невозможное, хоть он не саган, а всего лишь человек.

– Когда тебя убивали, я бренчал кандалами в Птирзе. Я не смог. Знал, что тебя в тот день должны убить. Знал, что ты будешь ждать меня до последней секунды жизни. Я был обычным человеком. Я не сумел сбежать и уж точно не успел бы в Ильтсар. Я не смог бы отбить тебя у сотни саган, даже если был бы на свободе. Кандалы – мое оправдание.