Призраки - Чак Паланик

Баронесса на сцене: «заболевание десен», объясняет она всем тем,

кто слишком долго пялится на ее лицо -

на то, что осталось от ее лица.

Вместо губ — только рваная рана,

густо замазанная красной помадой.

Зубы — как желтые призраки

каждой выпитой чашки кофе,

каждой выкуренной сигареты.

На сцене вместо луча прожектора — фрагменты из фильма:

взвихренное марево снежной пурги.

Среди синих крапинок тени всех форм и размеров не найти двух одинаковых.

Она вся утеплилась, закуталась, завернулась.

Волосы убраны под вязаную шапочку.

Но ей уже никогда

не согреться.

Стоя на сцене. Обмороженная Баронесса говорит:

— Мы должны простить Бога…

За то, что он сотворил нас низкорослыми. Толстыми. Нищими.

Мы должны простить Бога за раннее облысение.

За кистозный фиброз. За подростковую лейкемию.

Мы должны простить Богу его безразличие по отношению к нам — забытому Богом научному эксперименту, брошенному обрастать плесенью.

К золотым рыбкам Господа, оставленным в аквариуме без присмотра,

вынужденным подбирать со дна свое собственное дерьмо, чтобы не умереть с голоду.

Рукой в теплой варежке Баронесса указывает на свое лицо. Она говорит:

— Люди…

Люди предполагают, что когда-то она была бесподобно красивой.

Потому что сейчас она так… безобразна.

Людям нужна справедливость. Им нужно, чтобы одно уравновешивало другое.

Люди предполагают, что это рак. И что, наверное, она сама виновата.

Раз с ней такое случилось, наверное, она это заслужила.

И она говорит им:

— Пользуйтесь зубной нитью. Ради бога, перед тем как ложиться спать, всегда чистите зубы нитью.

И каждый вечер, перед тем как ложиться спать. Баронесса прощает других.

Она прощает себя.

И прощает Бога за все те несчастья, которые просто случаются…

Просто случаются.

Рассказ Обмороженной Баронессы

— Февральскими вечерами, — частенько говаривала мисс Лерой, — всякий пьяный водитель был просто благословением.

Каждая пара, решившая устроить повторный медовый месяц, чтобы подправить семейную жизнь. Люди, засыпавшие за рулем. Любой, кто съезжал с шоссе, чтобы выпить стаканчик — для мисс Лерой это был кто-то, кого, может быть, и удастся уговорить снять номер в гостинице. Это входило в ее обязанности: уговаривать. Чтобы люди заказывали себе выпить, потом — еще и еще, пока им волей-неволей не приходилось остаться на ночь.

Разумеется, иногда ты себя чувствуешь как в ловушке. Но чаще, как сказала бы мисс Лерой, ты просто миришься с тем, с чем скорее всего будешь жить до конца своих дней.

Номера в их гостинице — не самые лучшие, да. Расшатанные железные кровати дребезжат на стыках. Винты и гайки еле держатся. Все матрасы — бугорчатые, как холмистая местность. Подушки плоские. Простыни чистые, но вода здесь, в горах, очень жесткая. Стираешь в этой воде белье, и ткань, пропитавшаяся минералами, становится шершавой наподобие наждачной бумаги и пахнет серой.

И самое главное неудобство: общая ванная и туалет, в конце коридора. Большинство людей не берут в путешествие банный халат, а это значит, что для того, чтобы просто сходить пописать, надо полностью одеваться. А утром ты принимаешь ванну в стылом чугунном корыте на львиных ножках, и вода явственно отдает серой.

Ей в удовольствие забалтывать этих февральских странников, постепенно подгонять их к краю обрыва. Скачала она выключает музыку. Где-то за час до того, как начать говорить, она постепенно приглушает звук, по чуть-чуть каждые десять минут, пока Гленн Кэмпбелл окончательно не умолкает. Когда шум машин на шоссе сходит на нет, она убавляет мощность батарей отопления. Дергает за веревочки, выключая неоновую рекламу пива в окнах. Если в камине горел огонь, мисс Лерой дает ему выгореть до конца.

И все это время она обхаживает посетителей, подгоняет их к краю. Интересуется, какие у них планы. В феврале здесь, в Уайт-Ривере, нечего делать. Разве что на лыжах кататься. Если вы привезли свои. Мисс Лерой умолкает, дает гостям время ухватиться за эту идею. Как правило, они все предлагают одно и то же.

А если нет, тогда мисс Лерой упоминает походы к кипящим ключам.

Вехи ее крестного пути. Она разворачивает перед слушателями карту своей истории. Проводит их по всем дорогам. Сначала описывает себя, какой она была полжизни назад, в двадцать лет, когда училась в колледже. На летних каникулах она приехала сюда, в Уайт-Ривер, и упросила хозяина гостиницы взять ее на работу на лето. По тем временам это была не работа, а просто мечта: барменшей в гостиничном баре.

Трудно представить, что мисс Лерой была стройной. Стройной, худенькой, с крепкими белоснежно-белыми зубами. До того, как у нее начали «отходить» десны. До того, как зубы стали такими, какие они теперь, с обнажившимися коричневыми корнями, похожие на морковки, которые выталкивают друг друга из земли, если их посадить слишком близко. Трудно представить, что когда-то она голосовала за демократов. И что ей даже нравились другие люди. Мисс Лерой, без темных усиков над верхней губой. Трудно представить, что мальчишки из колледжа часами ждали в очереди, чтобы ей заправить.

Когда человек рассказывает о себе вот такие смешные и грустные вещи, это располагает.

Людям кажется, что она говорит с ними искренне.

И люди слушают.

А теперь, говорит мисс Лерой, если ее обнять, вы если что и почувствуете, то только косточки ее бюстгальтера.

Походы к кипящим ключам, говорит она, это когда молодые люди собираются большой толпой и идут на опасный «аварийный» склон Уайт-Ривера. Берут с собой пиво и виски и находят горячий источник. Температура воды в большинстве этих источников — от 150 до 200 градусов, круглый год. На такой высоте вода закипает при 198 градусах по Фаренгейту. Даже зимой, на дне глубокой ледяной ямы, в окружении высоких сугробов, вода в этих ключах такая горячая, что в ней можно свариться заживо.

Нет, в смысле медведей, здесь не опасно. Здесь нет ни волков, ни койотов, ни рысей. Чуть вниз по реке, на расстоянии одного щелчка одометра, одной песни по радио, если ехать по шоссе на машине, там — да, там владельцам мотелей приходится запирать на замок мусорные баки. Там на снегу — сплошные отпечатки лап. По ночам невозможно заснуть из-за волков, воющих на луну. Но здесь снег девственно-чистый. И по ночам здесь всегда тихо, даже в полнолуние.